Журналистика конца XIX века

этой неистовой колеснице жемчужное зерно и что навоз. И не отличит по очень простой причине: ничего кроме навоза, тут нет. Одно вполне явно в этой сутолоке: на каждом шагу про¬дается отечество. Продается и при содействии элеваторов, и при содействии транзитов, и даже при содействии джутовых мешков»(«Пестрые письма», т. XVI, стр. 374).

Точно так же серьезную проблему предотвращения надви¬гающегося финансового кризиса некоторые газеты пытались подменить постановкой вопроса о денежных знаках. «На четвертой странице серьезная экономическая статья: «Наши денежные знаки», в которой развивается мысль, что ночью с извозчиком следует рассчитываться непременно около фонаря, так как в про¬тивном случае легко отдать двугривенный вместо пятиалтынного, «что с нами однажды и случилось». Статья подписана «Не верьте».

Всероссийское купечество почитает богиню Монополию не менее, чем богиню Субсидию». Антисемитская позиция многих буржуазно-демократических органов также объяснялась, по сло¬вам Плеханова, особой враждебностью к евреям в области мелкого предпринимательства, ибо именно здесь еврейская конкуренция считалась наиболее сильной. Плеханов в отличие от всех публи¬цистов, писавших тогда по «еврейскому вопросу», обратил внима¬ние и на его политический аспект. «Если одна половина антисемит¬ских выходок обязана своим происхождением корыстолюбию и глупости, то другая, наверное, подсказывается полицейским участ¬ком», эта мысль соответственно уточнялась в тексте плеха¬новского обозрения. «Еврейская молодежь принимала широкое участие в революционном движении. Этого никогда не простит ца¬ризм евреям», писал публицист.

Позиция марксиста, социал-демократа позволила Плеханову по-новому говорить об условиях радикального решения «еврей¬ского вопроса». «Пока существует современное русское прави¬тельство, дело евреев будет оставаться проигранным», реши¬тельно заявлял Плеханов. На этот вывод редакция «Социал-де¬мократа» наталкивала своих читателей при обсуждении и других аспектов национального вопроса в России.

В 80-е годы происходило немало стихийных волнений среди крестьянского населения национальных районов и окраин Рос¬сии, находившихся под двойным гнетом местных феодалов и цар¬ских сановников. В 1888 году, например, произошло выступление крестьян Узинской волости в Удмуртии, в 1888-1889 годах вол¬нения охватили крестьян-марийцев, в 1892 году имел место так называемый «холерный бунт» в Ташкенте. Однако в основном все эти события были предметом лишь секретной пере¬писки департамента полиции. В печать сведения об этих событиях или не проникали совсем или совещались очень скупо, в иска¬женном виде.

Буржуазно-либеральная и буржуазно-демократическая пе¬чать иногда пыталась заговаривать о наиболее крупных злоупот¬реблениях властью со стороны царских опричников, но как правило, эти обличения никаких по¬следствий не имели. В 1878 году за жестокое, кровавое усмире¬ние волнений татарского населения казанский губернатор Скарятин был предан суду. Буржуазно-либеральная и буржуазно-демо¬кратическая пресса после этого неоднократно возвращалась к во¬просу о преступлениях царских сановников в этой губернии, об обманной скупке за бесценок наиболее плодородных земель и уго¬дий, о взяточничестве и вымогательстве, о жестоком обращении с местным населением. Но проходили годы, а Скарятина к ответ¬ственности не привлекали. В 1883 году газета «Московские ведо¬мости» не без удовольствия сообщила, дело Скарятина предпола¬гается дальнейшим производством прекратить «Прогноз», оказал¬ся точным суд над Скарятиным так и не состоялся.

Как ни старалась царская цензура создать в печати види¬мость благополучия всех племен и народов, населявших россий¬скую империю, национальный вопрос с каждым годом все громче и громче заявлял о себе. В самом конце рассматриваемого перио¬да он «прорвался» на страницы не только русской, но и мировой печати в связи с чудовищным по своему цинизму мултанским процессом. Попытка осудить одиннадцать удмуртов за совершенное будто бы ими жертвоприношение языческому богу Курбону олицетворяла собой колониальную сущность политики царизма в отношении малых народностей, населявших Россию, стремление царских властей изобразить эти народности как темную, полуди¬кую или совсем дикую массу, достойную своего подневольного по¬ложения. Мужественный поступок писателя-демократа В. Г. Ко¬роленко, написавшего в октябре-ноябре 1895 года серию прав¬дивых статей-отчетов о мулталском процессе, помог спасти непо¬винных удмуртских крестьян и нанести удар по реакционной на¬циональной политике царизма.

Национальный вопрос явился одним из главных вопросов назревающей русской буржуазно-демократической революции. В 80-е годы было уже немало свидетельств его остроты, неотлож¬ности его решения. Но во всем своем объеме он так и не был по¬ставлен на страницах журналов и газет ни одного из направле¬ний, за исключением социал-демократического. Только на стра¬ницах органа группы «Освобождение труда» была намечена его марксистская постановка.

Проблема интеллигенции

Каждый период торжества реакции в истории царской Рос¬сии был сопряжен с «проблемой интеллигенции». Идеологи реак¬ции не могли и не старались материалистически объяснить пред¬шествующие реакционным периодам революционные кризисы. Причины смуты они искали по стародедовскому принципу, то есть видели их прежде всего в деятельности «смутьянов». Таковыми почти всегда оказывались представители революционной интел¬лигенции. Правительству было невдомек, что вся вина этик лю¬дей состояла лишь в том, что они лучше, чем другие представи¬теля общества, сознавали я понимали насущные проблемы и потребности экономического и политического развития страны. Правительство не понимало, что поиски «персональных» винов¬ников революционных кризисов могли привести лишь к одному адресату к самому правительству, своими действиями пытавше¬муся затормозить поступательный ход истории и постоянно на¬капливающему тем самым взрывчатый материал в обществе. «...И это печальная ошибка, писал А. М. Горький, ибо она сни¬мает вину с главного преступника, возлагая ее целиком на вто¬рых и третьих лиц».

Стремление идеологов реакции объяснять революционные по¬трясения всегда только происками интеллигенции нашло наибо¬лее обобщенное и концентрированное выражение в сборнике «Ве¬хи», изданном в период столыпинской реакции. Авторы назвали его «сборником статей о русской интеллигенции» для того, чтобы заклеймить в этом сборнике лучших представителей русского освободительного движения как «интеллигентов», оторванных от народа, а само движение изобразить как «интеллигентщину», В. И. Ленин решительно отверг все попытки реакционных идео¬логов представить русских революционных демократов Белинско¬го, Чернышевского, Добролюбова как выразителей «интеллигент¬ского настроения». «Или, может быть, по мнению наших умных и образованных авторов, настроение Белинского в письме к Го¬голю не зависело от настроения крепостных крестьян? История нашей публицистики не зависела от возмущения народных масс остатками крепостнического гнета?», - писал В. И. Ленин, под¬черкивая еще раз, что подобные «интеллигенты» всегда являются, лишь наиболее выдающимися выразителями потребностей обще¬ственного развития.

В статье «О Вехах» В. И. Ленин отметил еще одну типи¬ческую черту реакционной идеологии в ее подходе к «проблеме интеллигенции». Под словом интеллигент идеологи реакции под¬разумевали прежде всего вдохновителей и выразителей «всей русской демократии и всего русского освободительного движения». В этот разряд попадали представители главным образом революционной интеллигенции. Но писали они, как правило, об интеллигенции в целом, политически не дифференцируя ее, ста¬раясь изобразить ее как единую враждебную интересам государ¬ства общественную силу.

Идеологи реакции 80-х годов в своих высказываниях по «про¬блеме интеллигенции» ничем не отличались от идеологов других реакционных эпох. После 1 марта 1881 года реакционные публи¬цисты обрушились на интеллигенцию, считая, что она является главным виновником постигшей Россию «катастрофы». Нападки на интеллигенцию в реакционной печати особенно усилились после того, как правительство стало демагогически подчеркивать «народный» характер своей внутренней политики. Отношение ре¬акционных кругов к интеллигенции в полосе наступившего без¬временья очень хорошо передает диалог между дядейстатским советником и племянником сотрудником либеральной газеты, за¬фиксированный С.Н. Кривенко в одном из обзоров «По поводу внутренних вопросов»:

«- Интеллигенция страны! Ха-ха-ха! Вот эту интеллиген¬цию-то выметут метлой, никто даже, не заметит. И выметут, не¬пременно выметут.

- Кто же выметет? Если вы, то очень плохо сделаете.

- Народ выметет, вот кто!

- Но он и вас выметет.

- Нас не за что, мы - не интеллигенция».

В тоне злобных и бесшабашных заявлений «дяди» статско¬го советника были выдержаны в этот период все выступления «Московских ведомостей», «Русского вестника», «Гражданина», «Нового времени» по «проблеме интеллигенции». В дискуссию по названной «проблеме» были втянуты органы печати почти всех направлений. Буржуазно-либеральные издания «Вестник Евро¬пы», «Русская мысль», «Русские ведомости», буржуазно-демокра¬тические «Русское богатство», «Неделя», революционно-демо¬кратический журнал «Отечественные записки» все в той или иной степени противостояли официальной точке зрения на интел¬лигенцию и ее роль в жизни общества. Причем все эти органы печати, как и реакционная пресса, писали об интеллигенции в це¬лом, не дифференцируя ее по политическим оттенкам и направле¬ниям.

Между тем даже в 70-е годы, когда термин «интеллигенция» впервые появился в периодической литературе, введенный писателем П. Б. Боборыкиным для обозначения категории людей умст¬венного труда, интеллигенция в России уже не представляла