практическое «наполне¬ние» сборника «Русская баллада», необходимо разобрать специально, так как до настоящего времени это единственное специальное и потому авторитетное издание.
Придется забежать вперед и дать конспективную характеристику жанра русской баллады и его отличий от эпоса, генетически предшест¬вовавшего балладному жанру, и от лирики, следующей после баллады. Трудно давать определение прежде детального анализа материала, но для обоснования последующей полемической части статьи это необ¬ходимо.
Баллада—повествовательная, эпическая песня, причем ее повест¬вовательность, «сюжетность», подчеркиваются отсутствием описания внешности и переживаний героев, предыстории конфликта, авторского отношения к происходящему—пояснений, морализации. Рассказ строго объективен. Действие баллады сосредоточено на одном эпизоде, одном конфликте. Баллада, вместе с тем, всегда драматична. Конфликты в ней разрешаются в резких столкновениях, передаются самые динамичные узлы событий, развит диалог, динамика действия усилена композицион¬ным приемом повторения с нарастанием. В балладах использованы: средневековая символика, аллегория, народные поверья, также усили¬вающие драматизм действия.
Главное отличие баллады от эпоса заключается в принципе типиза¬ции и в способах изображения человека. Эпос создает образы чрезвычайно масштабные, преувеличенные; образы эти, получая самостоятель¬ное значение, кочуют из былины в былину. Эпос «общенароден» и опти¬мистичен. Баллада же решительно отказывается от эпического преуве¬личения, обращается к индивидуальной, частной судьбе, к трагическому в жизни. Способом типизации в балладе является сюжетная коллизия, а не образ. Герой баллады не может быть «оторван» от сюжета. Балла¬да сделала достоянием искусства новые трагические противоречия об¬щественной жизни, незнакомые эпосу.
Лирическая песня приносит с собою эмоциональный характер изображения действительности, авторское переживание, оценку события. действующим лицом—героем песни. В балладе этого нет. В песне соот¬ветственно меняется композиция, описание начинает преобладать над действием. Сюжет заменяется картиной. Все это позволяет сравнитель¬но легко отличить лирическую песню от баллады.
Как уже говорилось, авторы сборника «Русская баллада» столкну¬лись с полной неизученностью вопроса на русской почве. Сверх того, над ними тяготело непреодоленное еще в 30-х годах наследие вуль¬гарного социологизма в фольклористике и литературоведении.
Настораживает уже общее определение баллады, данное авторами, сборника: «Мы можем ориентировочно определить песни-баллады как песни с четко выраженным повествовательным содержанием (то есть эпические—в этом смысле слова), отличающиеся от былин, истори¬ческих песен и духовных стихов отсутствием характерных для этих видов специфических особенностей». Не говоря уже о том, что и на¬званные жанры не совсем ясны в своих границах, такое определение жанра баллады явно недостаточно. На его основе нельзя ничего решить, так как невозможно определить границы – балладного материала.
Характерно замечание В. И. Чернышева в предисловии: «Мы не можем установить в фольклорных памятниках данного рода такой творческой деятельности, которая была бы определенно направлена на со¬здание произведений, литературные свойства которых определялись бы известным содержанием и формою и были бы такими же «балладами», которые возникли в искусственной художественной литературе».
Термин «баллада» в русской фольклористике укрепился далеко не сразу. Для группы старинных эпических песен, где главные действую¬щие лица именуются князьями, П. А. Бессонов предложил название «княжеские песни». Оно было бы верно лишь в том случае, если бы в фольклоре действительно существовал жанр специальных песен про князей; его однако, не было.
В конце XIX—начале XX века применительно к балладам укрепи¬лось другое название: «низшие эпические песни». Низшими эпическими песнями называет баллады и А. И. Соболевский, помещая их в первом томе своего свода. Это название отражало сложившееся мнение, что древняя баллада следует после эпоса и является позднейшей передел¬кой былин и старших исторических песен; оно не вполне удачно по ряду причин, в том числе и по причине заключенного в нем для нас пренебре¬жительного эстетического отношения к жанру баллады, как бы худше¬му, чем жанр былин, хотя слово «низший» здесь было употреблено не в его современном значении, а в значении временной последователь¬ности. Расплывчато и название, предложенное для баллад В. В. Сиповским,—«бытовые песни» (т.е. песни, отражающие быт)—ошибочное уже потому, что нельзя обозначать жанр только по тематическому принципу. Вопрос; о балладе в .пореволюционных авторитетных курсах русской словесности рассматривался так: жанры постепенно переходят друг в друга, былина «опускается» в народ, и баллада есть связующее звено между эпосом и позднейшей песней, знаменующее путь фольклора к реализму.
Вот как определяется баллада в курсе М. Н. Сперанского. Указав, что историческая песня падает, опускается до солдатской, он продолжа¬ет: « В другой же своей части, составляющей удел широких народных масс, эта песня вместе со старой былиной постепенно превращается в так называемую условно «низшую эпическую» песню. Под этим назва¬нием подразумеваем песню повествовательного характера, в отличие от песни лирической, как выражающей преимущественно настроение. Эта низшая эпическая песня—прежде всего бытовая: она представляет отражение быта—чаще всего семейного, реже общественного, чаще домашнего, реже государственного; источники этой песни чрезвычайно разнообразны, но, прежде всего, это попытка в художественном обобще¬нии дать пережитое, реальное, иногда изложить поразивший внимание, выходящий из ряда вон случай, иначе сказать: и низшая эпическая песня, подобно казачьей и разбойничьей, реалистична по своему на¬строению и источникам. С этой-то песней сливается постепенно старшая эпическая песня-былина и историческая песня, или уступая ей сюжеты, или же сама, обобщаясь и обезличиваясь под ее влиянием».
Подобное мнение еще раньше высказывал В. В. Сиповский. Быто¬вые песни, пишет он, «принято называть низшими эпическими в отличие от высших эпических—былин и исторических песен. Содержанием этих песен служит обыкновенно какой-нибудь эпизод из частной жизни... Все подобные произведения очень важны в историко-литературном отно¬шении. Это народные баллады, поэмы, повести в стихах—первые про¬блески народного романа. В них много драматизма, много движения и страсти; действующие в них лица... люди простые, обыкновенные— «добрые молодцы» да «красные девушки», «старые мужья» да «моло¬дые жены», «злые свекровки» и «несчастные невестки». Между тем, сколько страданий и радостей вокруг этих обыкновенных людей! Рас¬пространение этих песен по всей России—там, где давно замолкла ста¬рая былина, ясно указывает нам тот путь, по которому идет поэтическое развитие народа: от образов религиозных, сказочных, фантастических надземных—к земным героям и, наконец, к людям обыкновенным.
Это—путь к реализму, путь, пройденный и изящной литературой и жи¬вописью».
Это во многом верная и добросовестная констатация фактов. Но сама мысль о постепенности изменения художественных форм затрудня¬ет возможность наметить границы того или иного жанра. Кроме того, такое представление о развитии спорно по самому существу, так как не всегда развитие происходит эволюционным путем. Затем, ошибочно представлять развитие искусства как постепенный ход к реализму. Ра¬зумеется. каждый предшествующий этап развития подготовляет после¬дующий, однако, можно легко доказать, что движение к реализму отнюдь не прямолинейно и что подчас художественные явления, ближе стоящие к нашей эпохе, менее реалистичны, чем предыдущие (Шекспир и классицизм).
Кроме того, вопрос, поставленный Якушкиным, оказался неразре¬шенным и здесь. Сиповский, например, прямо оговаривается, что он в своем изложении от баллады незаметно переходит к лирике; баллада так и не была отделена от лирической песни.
Несколько раньше И. Н. Жданов к анализу трех: старинных баллад: «Мать князя Михаилы губит его жену», «Князь Роман жену терял» и «Князь Роман и Марья Юрьевна» пытался применить методику исто¬рической школы. Применительно к балладам эта методика выказала свою полную несостоятельность особенно ярко. Жданов, сопоставив героев названных баллад с одноименными русскими князьями, в конце концов, пришел к выводу, что никаких реальных исторических воспоми¬наний в названных балладах не сохранилось, и единственное, что связанного рода, а просто выделяем из всего огромного русского песенного репертуара подходящий к данному понятию материал».
Что же это за материал? «...С одной стороны, это эпические песни, вошедшие в сборники былин,—замечает автор,—с другой—немалая часть повествовательных песен вошла в песни обрядовые, больше всего хороводные».
Вот тут уже и сказалась расплывчатость термина «повествователь¬ная песня». Следовательно, перед нами две группы песен: эпических,— с одной стороны, хороводных (обрядовых),—с другой.
Можно ли относить хороводные песни к балладам? Вряд ли. У хо¬роводных песен своя поэтика, приспособленная к движению, к пляске. Композиция и сюжет такой песни, будь она даже «повествовательной», будь она даже когда-то в прошлом балладой (могут быть и такие пере¬ходы одного жанра в другой), всегда примут специфический «облегчен¬ный характер»; драматическое напряжение, кульминация исчезнет, рас¬сказ приобретет картинность. Повествование в хороводной песне распа¬дается на ряд отдельных картин, как бы нанизываемых на общую нить и подчиненных движению хоровода. Между тем общим у всех исследо¬вателей баллад является указание на драматизм, напряженность, сжа¬тость и стремительность повествования этого жанра. То же замечает и Н. П. Андреев во вступительной статье к сборнику.