Николай Гумилев

НИКОЛАЙ ГУМИЛЕВ: ЛИЦО И МАСКИ

Начало XX века было отмечено высоким и чрезвычайно ярким взлетом поэзии, что, по контрасту с сумрачными надсоновско-апухтинскими годами, казалось преисполненным новизны, дерзости и праздничности. В.Брюсов, А.Блок, З.Гиппиус, А.Белый, Вяч.Ива¬нов, Ф.Сологуб, М.Волошин, И.Северянин, К.Бальмонт, а рядом с ними целая россыпь малых и средних звезд, прочертивших заметный след в истории литературы... Среди них и предстояло появиться Гу¬милеву. Не удивительно, что первая его книга «Путь конквистадо¬ров» (1905), да и вторая, «Романтические цветы» (1908), прошли по¬чти незамеченными, если, правда, не считать, что их мгновенно оце¬нил как многообещающие строгий и прозорливый В. Брюсов. Впрочем, и третий сборник, «Жемчуга» (1910), не принес известности. Однако по прошествии нескольких десятилетий даже его ранние и действи¬тельно несовершенные книги читаются со все возрастающим чита¬тельским любопытством, а историками литературы — с не менее острым научным интересом: ведь так или иначе, а в них вырабатыва¬ла и находила себя новая литературная эпоха, названная впослед¬ствии Серебряным веком.

Николай Степанович Гумилев родился в Кронштадте 3 (15) апре¬ля 1886 года в семье корабельного врача. Однако детских впечатле¬ний об этой морской крепости у него не было, так как в возрасте полутора месяцев он оказался в Царском Селе, куда отец, Степан (Стефан) Яковлевич, выйдя в отставку, перевез свою семью. Крон¬штадт — это, скорее, определенный символ, как бы предзнаменова¬ние будущей судьбы поэта, отданной странствиям по морям и континентам. Море вообще напоминало о себе разными знаками: крестил его протоиерей Кронштадтской Александро-Невской церкви, так что не исключено, что в самой купели была толика морской влаги; крест¬ным отцом был адмирал Лев Иванович Львов, дядя поэта по матери. Прапрадед Гумилева участвовал в сражении под Очаковом. Прадед также был воином — участвовал в сражении под Аустерлицем.

Царское Село, где прошло детство и отрочество будущего поэта, сыграло в его жизни огромную роль. Там все дышало поэзией, гени¬ем Пушкина, а в гимназии директорствовал тоже поэт — Иннокен¬тий Анненский. Там же произошла и встреча с гимназисткой Аней Горенко — будущей Анной Ахматовой.

Немалую роль сыграли и имения с их традиционным русским пейзажем и барским бытом — Поповка (по Николаевской, ныне Октябрьской, железной дороге), где прошли счастливых десять дет¬ских лет, и — особенно — Слепнево. Немногочисленные у Гумилева стихи, посвященные русской природе, навеяны именно этими места¬ми. Сейчас недалеко от Бежецка есть мемориальный «Дом семьи Гумилевых», перевезенный из Слепнева.

Но помимо Царского Села и усадебных мест было в отрочестве Гумилева еще одно сильнейшее впечатление. Это — Кавказ, куда семья переехала в 1900 году. Правда, пребывание на Кавказе и учеба в тифлисской гимназии оказались недолгими, однако два с лишним года для подростка — срок огромный. Легко предположить, что бу¬дущая яркая декоративность, свойственная автору «Чужого неба» и африканских стихов, получила первоначальный толчок на улицах старого Тифлиса, в живописных долинах и ущельях кавказских гор.

Тифлис был городом, где появилось в печати первое стихотворе¬ние Гумилева, опубликованное в газете «Тифлисский листок» 8 сен¬тября 1902 года, «Я в лес бежал из городов...»)

Стихотворение это интересно сейчас, пожалуй, лишь тем, что можно судить о возможном круге чтения гим¬назиста Гумилева, а главное, о первоначальных поэтических воздей¬ствиях, испытанных им в ранней юности. Если же судить еще по некоторым стихам, то испытал он и заметное воздействие К. Баль¬монта, слава которого как раз в годы гумилевской юности вошла в свой головокружительный зенит .

По сохранившимся юношеским стихам видно, что Гумилев в ту пору тяготел к романтической поэзии. Возможно, он подумывал уже и о сборнике, о чем говорит «Посвящение сборнику "Горы и уще¬лья"», состоящее из трех взаимосвязанных стихотворений. «Люблю я чудный горный вид...», «Люблю над пропастью глухой...» и «В горах мне люб и Божий свет...». Стихи крайне подражательны, переполне¬ны ходячими романтическими штампами и представляют сейчас ин¬терес лишь чисто биографический.

В 1903 году семья Гумилевых вернулась в Царское Село. Теперь повзрослевший гимназист мог более сознательно оценить и воспри¬нять литературные традиции, связанные с этим священным для рус¬ской поэзии местом. На отдельных его стихах тех лет можно заме¬тить отсветы южных романтических поэм Пушкина — в особеннос¬ти «Цыган».

Он поступил в седьмой класс Николаевской царскосельской гим¬назии — той самой, где директорствовал поэт Иннокентий Аннен¬ский.

Иннокентий Анненский, по-видимому, оказал известное влия¬ние на направление поэтического развития Гумилева. Впрочем, когда Гумилев появился, после Тифлиса, в 1903 году в царскосельской гим¬назии, отношения между ними, надо думать, были вполне «иерархи¬ческими»: гимназист седьмого класса, с одной стороны, директор гимназии — с другой. Учился Гумилев плохо, окончил гимназичес¬кий курс лишь в двадцать лет. В 1905 году он сумел издать сборник стихов «Путь конквистадоров», который подарил Анненскому со сти¬хотворной надписью.

Стихи Гумилев писал постоянно, много и охотно. В отличие от опытов «тифлисского» периода с их расплывчато-расслабленной инто¬нацией, подчас карикатурно повторявшей бальмонтовскую грациоз¬ность, появилось мужественное, волевое начало, которое сделается потом неотъемлемой приметой гумилевской лирики.

Ему шел двадца¬тый год, а он все еще учился в гимназии. Вот почему понадобилась маска, роль, грим, а вместе с ними и прочие элементы звонкого ро¬мантического репертуара. Он брал из этого реквизита просто напрокат, но потом кое-что так и пристало к нему, в том числе актерство, любовь к позе, к риску, приключениям.

В этой, казалось бы, чисто индивидуальной, психологической черте сказывалась не только горячка юности, но — опосредованным обра¬зом — сама атмосфера девятисотых годов, не вся, разумеется, атмо¬сфера, уже темневшая к приближавшейся грозе 1905 года. Пора первоначального формирования Гумилева была временем расцвета русского декаданса. Ставя в центре мира свою личность, поэт-декадент был склонен к крайнему индивидуализму, к эпатажу, к броскому и демонстративному подчеркиванию своей неповтори¬мой индивидуальности — даже в одежде, в быту, в поведении. Отсю¬да — преднамеренное стремление к дозе, к созданию и использова¬нию маски, к разного рода бутафории.

Эпоха накануне цусимской катастрофы, а затем революции 1905 года и ее поражения была по сути своей и героична и трагична: она оказалась чревата глубочайшими социальными переменами.

Юный Гумилев, судя по «Пути конквистадоров», а также и по второй его книге — «Романтические цветы» (1908), был далек от по¬нимания социально-политической действительности, но у него не было также и каких-либо контактов с современной ему литературной жиз¬нью, с декадентскими кругами, с религиозно-философскими круж¬ками, чрезвычайно многочисленными и модными в ту пору.

Так или иначе, но вполне в духе времени и в соответствии с собственной натурой он создал маску — маску «конквистадора в панцире железном».

И если нет полдневных слов звездам,

Тогда я сам мечту свою создам...

(«Я конквистадор в панцире железном...»)

В 1906 году Гумилев наконец окончил гимназию. Муза дальних странствий, манившая его еще в детстве за кронштадтский горизонт, помогла ему, хотя и ненадолго, всего на одно лето, уйти в морское плаванье, поскольку по настоянию отца он поступил в Морской кор¬пус. По неизвестным причинам отец, однако, переменил свое реше¬ние, предложив сыну сменить корпус на университет. Но вместо того, чтобы оказаться в стенах Петровских коллегий, Гумилев, по-видимо¬му по собственному настоянию, уезжает во Францию, где слушает в Сорбонне лекции по французской литературе. О его жизни в Пари¬же нам известно очень мало. Из немногочисленных сохранившихся от той поры писем ясно, что в Париже, если иметь в виду литератур¬ные знакомства, он чувствовал себя достаточно одиноким, но поэти¬ческой и художественной жизнью Франции и России, в особенности символистами и разного рода возникавшими модернистскими груп¬пами, интересовался постоянно.

Так в его стихи вошла действительность, — действительность, правда, экзотическая, но зато невыдуманная, имеющая конкретную территорию и определенное место на географической карте. Таким образом, Гумилев свою мечту, вычитанную из книг, превратил в ре¬альность. Природа, например, отказала ему в красоте, но, вопреки ее несправедливости, он стал мужественным «конквистадо¬ром» и намеревался обязательно стать прекрасным поэтом; обстоятельства замкнули его в маленькой кре¬пости, расположенной в Маркизовой луже, на плоском острове Котлин, а потом — в игрушечном Царском Селе, но — опять-таки во¬преки всему — он оказался в Африке, в Судане, в Абиссинии, в Египте, на медлительных водах фараонова Нила...

Интерес Гумилева к Востоку не был поверхностным, а с годами приобретал все более серьезный характер. Первая поездка в Египет и Судан, предпринятая тайком и с некоторым риском, оказалась лишь начальным утолением столь жад¬ного интереса. Зимой 1909—1910 года он вновь отправился в Абисси¬нию, на этот раз в составе экспедиции, организованной академиком, В. Радловым, и теперь у него проявился исследовательский интерес, он собирал и изучал абиссинский фольклор, послуживший затем ос¬новой для циклов «Абиссинских песен».

В 1908 году Гумилев вернулся в Россию. Первое его пребывание за границей, безусловно, принесло ему большую пользу. Поэт не только обогатил свой опыт «восточными» впечатлениями, сыгравши¬ми затем большую роль в развитии его личности и творчества и ока¬завшимися очень важными для дальнейшего