Мораль помощи и взаимопомощи в дохристианский период Руси

не отличались от ощущений жи¬вотного: тепло, сытно, безопасно — добро, благо; опасность, голод, холод — зло, поскольку звуки, издаваемые человеком в этот период, и главное, понятия, ими обозначаемые и выража¬емые, были ненамного разнообразнее и богаче, чем у живот¬ных. Первобытный коллектив — социальный организм, замк¬нутое сообщество, противостоящее всему остальному миру в же¬стокой борьбе за существование. Первобытный человек являет¬ся коллективистом, но не в силу своей высокой нравственности, а в силу необходимости бороться за существование.

Таким образом, можно сделать вывод, что мораль помощи и взаимопомощи уходит корнями в природу человека и челове¬ческого общества: в первобытной орде поведение каждого ее члена соответствовало требованиям выживания в природной среде и было направлено на удовлетворение в первую очередь коллек¬тивных потребностей — обеспечения выживания, безопаснос¬ти, продолжения рода. Однако, вызвано это было отнюдь не соображениями долга и совести, как считает Ю. Г. Семенов, а, во-первых, инстинктом сохранения вида, который требовал жер¬твовать малым (индивидуальным выживанием) во имя больше¬го (сохранения вида), и, во-вторых, тем обстоятельством, что удовлетворить вышеуказанные потребности выживания в оди¬ночку не представлялось возможным — мир был враждебен человеку, не обладающему такими физическими данными, как большинство хищников, ведущих парный или одиночный об¬раз жизни. Человек при этом следовал такому же инстинкту стадности или коллективизма, какому следуют животные, основой поведения которых является не нападение, а самоза¬щита, — т. е. животные-хищники. Фактически у человека не было возможности выбора поведения, не было положитель¬ных альтернатив коллективизму. При отсутствии свободы воли трудно говорить о моральности или аморальности поведения, хотя некоторые виды взаимопомощи и поддержки на инстин¬ктивном уровне в орде имели место как прообраз будущих моральных отношений.

По мнению историков, относительная «гуманизация» и мо¬рализация отношений в первобытном обществе произошла пос¬ле величайшего события в истории человечества — освоения огня. Использование данного природой огня и затем его про¬извольная добыча, хранение и использование для своих нужд стало, по мнению многих ученых, переломным моментом в истории человечества. Открытие дало людям реальную воз¬можность стать более гуманными и ценить человеческую жизнь как таковую.

О том, что человеческая жизнь, сам человек в этот период уже становится наивысшей ценностью, пусть и не вполне осоз¬наваемой объективно, косвенно говорит такой факт: самой великой и ценной жертвой духам (предков или природных предметов и явлений), культы которых в этот период уже су¬ществовали, считалась жертва человеческая, приносимая в особо ответственных, важных и значимых случаях, тогда как в повседневности можно было ограничиться принесением в жертву злаков, продуктов питания, животных, различных изделий. Причем на роль жертвы в самых различных челове¬ческих сообществах, живших в различных уголках земного шара, выбирались наиболее молодые, сильные и красивые члены племени — самое ценное и лучшее, чем располагало племя.

Постоянное использование огня сделало возможным пере¬ход к оседлому образу жизни — огонь не только делал жилье более уютным и теплым и избавлял от необходимости переко¬чевывать «вслед за летом» и за перемещающимися на юг стад¬ными животными, но и защищал от хищных животных, и давал возможность делать запасы пищи на случай голода, да и охота с применением огня стала более добычливой. Видимо, с применением огня до некоторой степени снизилась заболевае¬мость и смертность от простудных и некоторых других заболе¬ваний, что делало племя более жизнеспособным.

Появилась с применением огня и возможность создавать более совершенные орудия труда и охоты, что делало суще¬ствование человека более стабильным и обеспеченным. По мере совершенствования орудий труда возникло первое примитив¬ное разделение труда между членами племени и между пола¬ми и возрастными группами, причем в этих новых условиях полезными оказались и слабые члены племени — дети и ста¬рики. Последние могли играть и, как говорят история и эт¬нография, в действительности играли наряду с женщинами роль хранителей огня, его «кормильцев», поскольку это не требовало больших физических усилий, но давало возмож¬ность освободить трудоспособных женщин и мужчин для вы¬полнения более трудоемких и неотложных работ. Их присут¬ствие и содержание для племени уже не было такой тяжкой обузой, как прежде; оно постепенно становилось необходи¬мым, хотя в голодные периоды или при других экстремаль¬ных обстоятельствах смерть (в том числе и от рук соплемен¬ников) все еще ожидала в первую очередь именно слабых.

В меньшей степени это касалось детей: они — будущее пле¬мени, его потенциал, и поэтому получали необходимую по¬мощь и заботу, чтобы в свое время заступить на место стар¬ших. Однако тот факт, что старики, с точки зрения биологи¬ческой уже выполнившие свою функцию и ставшие бесполез¬ными, все же имели возможность жить в племени и не уми¬рать от голода и холода, говорит о том, что человек становит¬ся действительно человеческим, социальным существом, а не является только одним из многочисленных биологических видов, существующих на земле. Такой первобытный коллек¬тивный альтруизм был объективной необходимостью, посколь¬ку «...племя, заключающее в себе большое число членов, кото¬рые наделены высокоразвитым чувством патриотизма, верности, послушания, храбрости и участия к другим; членов, кото¬рые всегда готовы помогать друг другу и жертвовать собой для общей пользы, должно одержать верх над большинством дру¬гих племен, а это является естественным отбором», поскольку это соответствует законам природы, поскольку она «не интере¬суется» отдельными особями и индивидами.

Такое изменение отношения к детям и старикам, в свою оче¬редь, привело к еще большим изменениям. Постепенное усложне¬ние труда повлекло за собой необходимость обучения подрастаю¬щего поколения приемам профессиональной деятельности, переда¬чи трудовых навыков и хитрости охоты, и это стало «точкой сопри¬косновения» старых членов племени и детей. Старики, живущие в племени, в прошлом охотники и мастера, получили возможность передавать свой жизненный и профессиональный опыт, знания и навыки, а дети — перенимать их, что обеспечивало не только пре¬емственность знаний и навыков, но и племенных обычаев и тради¬ций, связанных с правилами поведения, и отношений между чле¬нами сообщества, — а это в свою очередь повышало значимость для племени и детей, и стариков.

Как указывал Г. Спенсер, «любое общество стремится сфор¬мировать своих членов таким образом, чтобы осуществление социальных функций было для них желанным», вследствие чего становится необходимым прививать каждому наиболее це¬лесообразные для социума нормы человеческого общения и вза¬имодействия. В этом случае наиболее рациональной является передача знаний и навыков от старших младшим. Подобные обстоятельства способствуют формированию представлений о важности не только взаимопомощи среди сильнейших членов племени, но и заботы о слабых, их содержания и поддержки. По мнению А. Ф. Анисимова, в этот период своей истории человек делал рационалистически все, что было по тому вре¬мени в его силах, для того, чтобы не сломиться перед могуще¬ством окружающей его природы», а забота о слабых — детях и стариках, неразрывно связанных между собой в силу необ¬ходимости передачи опыта как профессионального, так и жизненного, была рациональна: если нужно обучаться, значит, нужны учителя и наставники из числа наиболее опытных чле¬нов племени, причем не связанных необходимостью ежедневно вести трудовую деятельность для жизнеобеспечения племени и имеющих возможность целиком посвятить себя обучению и вос¬питанию детей и молодежи. Повышается в этот период и воз¬можность вариативности поведения отдельного индивида, хотя в целом объективная регламентация поведения и деятельности носит очень жесткий характер.

С образованием материнского рода человек получил «пер¬вый урок личности, научавший ее, насколько она выигрывает в борьбе за существование, вступая в ассоциацию, которой личность приносит в жертву исключительный эгоизм, но от которой получает громадное приращение сил, результаты об¬щей опытности, общей работы мысли всех членов ассоциации и традицию длинного ряда поколений». Если ранее, когда человек еще не вполне выделился из животного мира, его аль¬труизм и коллективизм были обусловлены только биологи¬ческой природой и инстинктами, то в более позднее время человек уже начинает осознавать социальную ценность альт¬руизма. Да и впоследствии, при усложнении общественных отношений и образовании более сложных и совершенных форм общественной жизни, этот «первый урок о пользе чужой жиз¬ни для удобства собственной не мог пропасть даром», посколь¬ку от этого зависела прочность и жизнеспособность всего со¬общества, а следовательно, и безопасность его существования.

Именно в этот период начинается постепенное формирова¬ние собственно моральных отношений, регулирующих взаи¬модействие людей и формы их существования на основе оп¬ределенных нравственных законов. Эти законы мотивируют¬ся уже не чисто утилитарными соображениями, но ссылками на традицию, обычай, норму. Соответственно они имеют бо¬лее или менее постоянный характер и усваиваются всеми чле¬нами сообщества в детстве в процессе обучения и воспитания. Меняются законы лишь под влиянием чрезвычайных обстоя¬тельств, связанных с различными природными и социальны¬ми факторами, с изменениями в образе жизни людей, но в основах своих они передаются из поколения в поколение в фор¬ме устных преданий, легенд, заповедей, запретов.

К этому периоду можно отнести появление первых форм взаимопомощи людей, прообразов будущей благотворительно¬сти. Более или менее стабильное существование племени, об¬раз и стиль его жизни не только требовали