Основы кантовской этики

чувственно восприни¬маемом мире, хотя сама деятельность начинается не в ней самой; и такое утверждение было бы правильным, хотя это не означало бы, что действия должны начинаться в чувственно воспринимаемом мире самопроизвольно, так как в этом мире они всегда заранее определены эмпирическими условиями предшествующего времени, однако лишь посредством эмпирического характера (который со¬ставляет лишь явление умопостигаемого характера), и возможны только как продолжение данного ряда естественных причин. Таким образом, в одном и том же действии, смотря по тому, относим ли мы его к его умопостигаемой или к его чувственно воспринимаемой причине, имелись бы в одно и то же время без всякого противоречия свобода и природа, каждая в своем полном значении”.

Такова спекулятивная основа кантовского учения о свободе и, стало быть, его этики. Как видим, в «Критике чистого разума» Кант высказывается о соотношении природы и свободы в сослагательном наклонении, т. е. проблематически. На большее, по его мнению, теоретический разум претендовать не может. Заканчивая коммен¬тарии к своей третьей антиномии. Кант замечает, что отнюдь не собирался спекулятивно доказывать ни действительность свобо¬ды, ни даже ее возможность. “Что эта антиномия основывается лишь на видимости и что природа по крайней мере не противоре¬чит свободной причинности - вот то единственное, что мы могли решить и что было важно для нас”. К счастью, согласно Канту, кроме теоретического, у нас имеется еще и практический разум, который способен по вопросу о существовании свободы высказаться более решительно.

Разум

Практический разум и стремление к счастью

Что понимает Кант под практическим разумом? Сфера действия этого разума - деонтика. Ведь помимо проблематических, ассерто¬рических, аподиктических суждений существуют всевозможные приказы, предписания, запреты, разрешения, рекомендации и т. п. Все это и представляет область применения практического разума. Он определяет правила поведения людей в тех или иных конкрет¬ных ситуациях, равно как и общую стратегию их поступков. Именно основоположения человеческого поведения интересуют Канта, по¬скольку действия человека в каждой данной ситуации зависят от того, какую максиму поведения он для себя принял. Кант отличает максимы от практических законов. Первые суть чисто субъектив¬ные основоположения: они различны у разных людей; вторые име¬ют объективный характер и обязательны для всех людей или даже шире - для всех разумных существ. По Канту, максимы могут определяться императивами, причем всякий императив - это “правило, которое характеризуется долженствованием, выражаю¬щим объективное принуждение к поступку”, как сказано в самом начале «Критики практического разума». Императивы суть про¬дукт разума, и только разума; между тем максимы определяются у людей как существ, причастных природе, еще и «способностью же¬лания».

Эта независимая от разума способность характеризуется Кан¬том, как чувственная способность, т. е. «низшая» по сравнению с разумом. Всякое определяемое ею желание направлено на какой - либо существующий или могущий существовать во времени и про¬странстве объект («материю» способности желания) . “Под материей способности желания, - отмечает Кант, - я разумею предмет, действительность которого желают”. Руководствуясь способно¬стью желания, человек ставит перед собой такие цели, которые надеется осуществить в окружающем его реальном мире. Индика¬тором достижения человеком какой-либо цели служит удовольст¬вие, которое возникает у него по этому поводу. Можно сказать, что, преследуя на протяжении своей жизни различные цели, человек постоянно стремится к удовольствию. Удовольствие можно испыты¬вать и просто от жизни, даже не стремясь ни к каким определенным достижениям; удовольствие можно испытывать и от простой «дей¬ствительности» тех или иных окружающих предметов. “А сознание приятности жизни у разумного существа, постоянно сопутствую¬щее ему на протяжении всего его существования, есть счастье”, - пишет Кант. Стремление к счастью - вот основной жизненный принцип людей. Каково же отношение практического разума к это¬му принципу?

У людей либо разум подчинен способности желания, либо она подчинена ему; в первом случае единственным принципом, опреде¬ляющим поступки человека, является принцип счастья, во втором - в его распоряжении есть более «высокое» основоположение, на которое он опирается, их совершая. Не все философы согласны с тем, что разум способен самостоятельно выдвинуть некое практическое основоположение, такое, что оно может противостоять принципу сча¬стья, да еще и быть «выше» него. С античных времен известны гедонизм и эвдемонизм, полагающие, что выше удовольствия и счастья ничего не может быть. Шопенгауэр не был ни гедонистом, ни эвдемонистом, но считал, что разум может играть только инст¬рументальную роль. Кант же отстаивал ту точку зрения, что хотя разум и может быть инструментальным, но бывает таким отнюдь не всегда.

Императивы

Кант делит императивы практического разума на два вида: “Первые - это гипотетические императивы и содержат в себе толь¬ко предписания умения; вторые, напротив, будут категорическими и исключительно практическими законами”. Инструментален ра¬зум только тогда, когда вырабатывает гипотетические императивы, каковые суть не что иное, как предписания, каким образом следует поступать для того, чтобы достигнуть уже намеченных способно¬стью желания целей. Такие императивы не имеют самодовлеющего характера; они хотя и представляют собой продукты практического разума, но лишь обеспечивают средства для достижения не им по¬ставленных целей. Они суть чисто материальные принципы, по¬скольку полностью зависят от материи способности желания, т. е. от тех предметов, на которые наше желание в тот или иной миг направлено. Кроме того, они - чисто субъективные принципы, поскольку желания и предметы желания у каждого из нас свои; в таких императивах нет ничего общеобязательного, ничего не зави¬сящего от нашего хотения. В качестве примера гипотетического императива Кант приводит житейское правило: “в молодости надо работать и быть бережливым, дабы в старости не терпеть нужду”. В нем предписание усердно трудиться и копить деньги в молодости находится в зависимости от желания человека терпеть лишения в настоящем ради туманной и неопределенной перспективы не иметь их в будущем, в старости. И еще одно: быть инструментальным для практического разума естественно. Ведь жизнь человека протекает в предметном мире, в котором нельзя существовать, не думая о том, желателен каждый из окружающих предметов или нежелателен. Жизнь ставит перед человеком те или иные цели, заставляет его решать те или иные задачи; он вынужден придумывать средства для достижения этих целей, для решения этих задач. Для человека естественно жить как можно лучше, жить так, чтобы его окружали только желательные предметы, чтобы все цели были достигнуты, а задачи - решены. Субъективными критериями хорошей жизни являются чувство удовольствия и переживание счастья. Поэтому главным жизненным принципом человека как существа, обитаю¬щего в природе, является принцип счастья. Он полностью соответ¬ствует природному «закону причинности», как соответствуют ему и те гипотетические императивы, те «материальные принципы», ко¬торые измышлены практическим разумом во имя осуществления принципа счастья. В «Критике практического разума» читаем: “Быть счастливым - это необходимое желание каждого разумного, но конечного существа и, следовательно, неизбежное определяю¬щее основание его способности желания”. И еще: “Все материаль¬ные практические принципы, как таковые, суть совершенно одного и того же рода и подпадают под общий принцип себялюбия или личного счастья”.

Нам, теперешним, кантовская терминология, если сознаться, • слегка режет ухо. Такие слова, как «удовольствие», «счастье», «се¬бялюбие» или - еще хуже - «принцип себялюбия», «принцип личного счастья», звучат как-то фальшиво. Мы отвыкли думать о себе в подобных категориях. Мы весьма невысокого мнения о наших возможностях, перспективах и о том, чего мы заслуживаем. “Какое там счастье? Не до жиру, быть бы живу”, - рассуждаем мы. Между тем современниками Канта упомянутые слова воспринимались спо¬койно. То, что значения этих слов сместились, и то, в какую сторону они сместились, говорит кое-что о характере эволюции человечест¬ва со времен Гоббса, Руссо и Канта до наших дней. Мы уже не мечтаем о счастье, а мечтаем только о том, чтобы выжить. В собст¬венных глазах мы стали выглядеть крайне убогими существами. О каком себялюбии может идти речь? Никто из нас себя не любит, а, постоянно брюзжа и жалуясь, с трудом волочет свою персону по жизни. Но, несмотря на все это, то, о чем пишет Кант, имеет смысл и для нас. Давайте заменим слово «счастье» на слово «благополу¬чие», слово «удовольствие» - на выражение «забота о самом себе», и все встанет на место. Тогда не будет соблазна истолковывать кантовский принцип себялюбия и личного счастья как принцип грубого асоциального эгоизма. Его мы будем правильно понимать как естественную необходимость заботиться о себе для того, чтобы иметь возможность жить на свете, и как естественное стремление жить так, чтобы как можно меньше страдать. И вот если бы так понятый кантовский принцип счастья (т. е. понятый как природная необходимость) был единственным и определяющим человеческое поведение, то человек был бы существом, полностью погруженным в природу, целиком подчиняющимся природной причинности. Жить в соответствии с принципом счастья - значит жить в соответ¬ствии с природой. Но, согласно Канту, жить в соответствии с приро¬дой - не значит жить разумно. Согласно Канту, человек может и должен жить не по принципу себялюбия и личного счастья, а следуя практическим законам, которые разум формулирует в виде катего¬рических императивов.

Всякий практический закон - императив, но не всякий импера¬тив - закон: гипотетические