Гланольная лексика в раасказе А.П. Чехова "Смерть Чиновника"

Введение

Творчество Антона Павловича Чехова привлекает своей пленительной и немного познавательной простотой, несметным богатством мыслей и образов. Как «заговоренный клад», влекут к себе и трудно даются в руки секреты удивительного стиля писателя.

Обращение к творчеству А.П. Чехова, а значит и наша исследовательская работа, является актуальным, т.к. именно в нынешнем 2004 году отмечалось столетие со дня смерти писателя. В связи с этим в науке вновь стали вопросы о своеобразии стиля писателя, его художественной манеры. Новизна нашей работы обуславливается более пристальным внимание к рассказу Чехова «Смерть чиновника» и даже больше к функционированию в нем глагольной лексики.

Объектом исследования явился стиль писателя, в частности одна из характернейших его черт – лаконичность.

Предметом исследования стала глагольная лексика с точки зрения и функционирования в тексте.

Материалом исследования был взят рассказ А.П. Чехова «Смерть чиновника».

Рабочая гипотеза: приступая к анализу рассказа, мы полагаем, что глагольная лексика в нем является определяющей по отношению к развитию сюжета, к сюжетной схеме в целом, а также способствует реализации такой черты стиля писателя как лаконичность.

Цель работы: проследить функционирование глагольной лексики в рассказе А..П. Чехова «Смерть чиновника».

В соответствии с этой целью нами были поставлены следующие задачи:

1. Изучить научную и критическую литературу по поставленной проблеме.

2. Определить средства достижения лаконичности в произведениях А.П. Чехова.

3. Определить основные функции глагольной лексики в тексте.

4. Проанализировать рассказ А.П. Чехова «Смерть чиновника» с точки зрения функционирования глагольной лексики.

Данная работа имеет следующую структуру. Оно состоит из введения, двух глав, заключения и списка литературы в количестве единиц.

В ходе работы нами использовались различные методы исследования:

- описательный: при описании функций глагольной лексики в тексте;

- аналитический, при анализе рассказа «Смерть чиновника» с точки зрения функционирования в нем глагольной лексики.

В работе также использованы следующие приемы исследования: наблюдение, описание, анализ.

Теоретическая значимость работы определяется тем, что поставленные вопросы ос своеобразии стиля А.П. Чехова являются одной из центральных проблем чеховедения; рассмотрение же функционирования в тексте глагольной лексики обусловлено интересом к этой проблеме со стороны стилистики и лингвистического анализа.

Практическая значимость работы заключается в следующем:

1. Исследованный материал может быть использован в педагогической практике при обучении школьников комплексному и стилистическому анализу.

2. Данное исследование может послужить базой для работы в ходе спецкурса по стилистике и лингвистическому анализу в вузе.

Апробация работы: результаты дипломного исследования нашли отражение в докладе на внутривузовской конференции студентов.

Глава I. Лаконичность как определяющая черта

стиля А.П. Чехова

Данная глава является вводной и во многом литературоведческой. Подобное допущение представляется нам оправданным, т.к. именно художественный метод, творческая манера писателя и идея произведения обуславливают его стиль, а значит – выбор тех или иных стилистических приемов.

В §1 «А.П. Чехов – мастер короткого рассказа» рассматривается одна из определяющих черт стиля А.П. Чехова – лаконичность.

В §2 «Рассказ «Смерть чиновника». История создания и общая характеристика» рассматривается непосредственно сам рассказ с точки зрения его идейно-художественного своеобразия.

§1. А.П. Чехов – мастер короткого рассказа

Произведения А.П. Чехова – исключительно сложный объект анализа и интерпретации. Л. Толстой говорил о нем: «Чехов – это Пушкин в прозе». После смерти писателя он также написал он также написал: «Он создал новые, совершенно новые, по-моему, для всего мира формы письма, подобных которым я не встречал нигде… Отбрасывая всякую ложную скромность, утверждаю, что по технике он, Чехов, гораздо выше меня» [цит. по: Громов, 1989:3]. Он подразумевал сильнейшее художественное впечатление, какое оставляла человеческая проза, удивлявшая своей краткостью и простотой.

Краткость смущала всех. Краткость противостояла тому, что более всего ценили, чем особенно дорожили в те времена – пространному многотонному роману, который читался не то что ночами и днями, а целыми зимами напролет. Это наш обычай, старинна, еще Пушкиным замеченная черта:

Ей чтенье нравилось боле,

Никто ей в этом не мешал,

И чем роман тянулся доле,

Тем ей он боле угождал…

(«Евгений Онегин», 2, XXIX – первонач. ред.)

Читающая Русь жила книгой и верила ей больше, чем собственным глазам. Старый роман создавал иллюзию бытия и, обладая огромной художественной силой, заменял бытие; можно было жить, не живя. Читали за обедом, ночи напролет, до петухов, до помрачнения рассудка и даже во сне:

Одна с опасной книгой бродит,

Она в ней ищет и находит

Свой тайный жар, свои мечты,

Плоды сердечной полноты,

Вздыхает и, себе присвоя

Чужой восторг, чужую грусть,

В забвенье шепчет наизусть

Письмо для милого героя…

(3, X)

В этом общелитературном контексте чеховский рассказ – буквально капля в море. Он скоро кончался, и это смущало, даже пугало людей: чем же заполнить время, что же делать без книги, чем жить? Чехов «отнимая книгу», как отнимают игрушки, возвращая нас к будничному расписанию и урочному труду. Истинный смысл краткости, конечно, в том, что она пародирует долгое чтение…

Рассказы и повести Чехова, сколь бы короткими они ни казались, в полном своем объеме занимают все же десять полновесных томов. Любая наугад выбранная здесь фраза ни на слог не короче фразы Гоголя или Достоевского.

Раннюю Чеховскую прозу нужно читать на страницах старых газет и журналов, в контрастном соседстве с Лейкиным, Пазухиным, Плещеевым-младшим, Александром Чеховым и прочими маленькими литераторами, заполнявшими эти, по выражению старого критика, «несчастные листки». Тут виден не просто талант, цену которого по-своему – построчно – понимал и Лейкин; яркая особенность раннего Чехова заключается в чувстве традиции: вес и достоинство литературного слова, характерность диалога и монолога, ритмический строй портретных и пейзажных описаний, точность метафоры. Пусть на первых порах до классического совершенства было далеко. Но не с Лейкиным, не с «осколочной» юмористической связана творческая эволюция раннего Чехова. Ранняя чеховская проза стилистически обособлена и полемична по отношению к «осколочной» беллетристике; в ней сохраняется явственная связь с классической, прежде всего гоголевской, традиций. Не случайно при чтении «Смерти чиновника» вспоминается гоголевская «Шинель».

Лаконичность как специфическое и ярчайшее проявление таланта А.П. Чехова оценена была не сразу. Даже во второй половине 80-х годов находились критики, которые считали, что форма короткого рассказа мешала Чехову полно изображать героев и делать их поступки убедительными. Но уже в советском чеховедении вопрос о правомерности новой манеры и об огромном таланте ее создателя уже не вставал: он был решен положительно еще в дореволюционный период.

Так, в книге «О мастерстве Чехова», являющейся доказательным и ценным трудом, А. Дерман обращается к проблеме Чеховской лаконичности и рассматривает «композиционный лаконизм» писателя, который достигается «расстановкой вех», а также поэтикой «конца без развязки» и пропорцией между количеством фигур в произведении и размером его [Дерман 1959: 84]. Рассматривает исследователь и «лаконизм стиля», который создается «благодаря несравненной характерности в приемах изображения» [Дерман 1959: 151], лаконичности речевых характеристик героев и доверия писателя к восприимчивости писателя.

Общими усилиями чеховедов сделано немало в выяснении из чеховедов внес какую-то свою долю в исследование этого сложнейшего вопроса чеховского стиля. Так, в работах Л. Мышковской вызывает интерес мысль о том, что сущность жизненных явлений у Чехова рассказывается не столько в самих драматических событиях, которые не подробно описаны художником, сколько в умении показать, что эти события лишь результат и неизбежное следствие определенных норм жизни. Мысль эта конкретизируется на ряде произведений А.П. Чехова. Возвращается Л. Мышковская к вопросу о чеховских концовках, в значительной степени повторяя уже сказанное А.Г. Горнфельдом и А.Б. Дерманом, говорит о «самовыявлении» героя, о живом звучании его голоса. Интересно сопоставление Чехова с Гоголем и, в частности, выявление роли чеховских «вещных» деталей, хотя и в этом вопросе исследователь во многом повторяет А. Дермана.

М.Д. Смолкин обращает внимание на роль афоризмов у Чехова и на предельную сжатость описательной части его произведений, он говорит о «концентрации на узком поле рассказа всех художественных средств, направленных к центру и характеризующих главное действующее лицо…» [Цит. по: Кузнецова 1978: 187].

И Лежнев специально рассматривает вопрос о чеховской лаконичности, но при этом ограничивается анализом только одного