Аналитическая философия

понятию картины особого рода.

Понятие внутреннего в трактатовской концепции не следует ассо-циировать с идее приватности, оно связано с построением механистиче-ской модели языка и с проблемой того, как язык относится к действи-тельности.

Высказав общую идею «образной» сущности языка, Витгенштейн анализирует различные классы предложений. Логические истины суть тавтологии, они истинны при любом положении дел, тогда как логически противоречивые утверждения ложны при всех положениях дел. Все логи-ческие предложения показывают логическую структуру мира.

Там, где человек сталкивается с исследованием каких-то скрытых глубин и с попытками выразить результаты этих исследований в предло-жениях и теориях, – там человек в действительности сталкивается всего лишь с ошибочным представлением о работе языка и со злоупотребле-ниями языковыми предложениями. Потому-то философия и есть критика языка.

Витгенштейн говорил, что «существует не высказываемое». Пробле-ма мистического ставиться в «Трактате» как онтологическая проблема. Однако мистическое Витгенштейна не является простой метафорой для внешних границ языка, поскольку трактовская концепция логики суще-ственно связана с концепцией мистического, более того, делает ее необ-ходимой. Все, что происходит в универсуме «Трактата», безлично, по-скольку в показываемой в нем картине мира нет «Я», нет субъекта. Его не видно, как не видно глаза в поле зрения. Философское же «Я» – это не че-ловек, не человеческое тело, а метафизический субъект, являющийся не частью, а пределом мира.

Философский субъект является границей мира и языка в том смыс-ле, что этот мир – это его мир, субъект придал ему структуру и опреде-ленность. Все то, что находиться в мире, в силу этого является просто фактом. Все факты равноценны. Нет фактов более или менее глубоких, более или менее ценных. Поэтому и «смысл» мира должен лежать вне его. От такого мира нечего ждать, в нем не на что надеяться, и субъекту оста-ется только занять достойную этическую позицию.

Этическое не связывается философом ни с системой норм и правил, ни с наказаниями за их неисполнение. Этическое – это нечто такое. Что несет награду в себе самом. Этическое не может быть высказано в пред-ложениях, потому что нет предложений, высказывающих нечто более вы-сокое, нежели остальные предложения. Кроме того, Витгенштейн утвер-ждал, что «этика трансцендентальна». Эстетика же понимается как опре-деленный способ видения, созерцания. Этическая установка тогда также состоит в установке на в высшей степени незаинтересованное созерца-ние мира. Высшей ценностью при этом является сам факт того, что мир существует. Именно это вызывает высшее философское изумление. «Со-зерцание мира с точки зрения вечности есть созерцание его как ограни-ченного целого. Чувство мира как ограниченного целого есть мистиче-ское» . Однако это чувство и созерцание невыразимы. Об этом нельзя го-ворить, ибо невозможно говорить осмысленно.

Тот, кто понял мысль автора «Трактата», должен понять и бессмыс-ленность всех выражений, с помощью которых он ее передает. «Итак, – замечает З.А. Сокулер, – оказывается, что Витгенштейн не строит в «Трактате» никаких концепций языка как образа реальности. Он сам пре-дупреждает, что все эти утверждения бессмысленны… Почему Витген-штейн не разъяснил, что является простым объектом? Почему у него нет развернутого обоснования тезиса об образной природе языка? Потому что все рассуждения «Трактата» – это только ступеньки лестницы, ведущей к… чему? Созерцанию мира как целого? Мистическому переживанию существования мира, которое снимает вопрос о смысле жизни? О чем нельзя говорить, о том надлежит молчать. Сумевший понять должен, как утверждает Витгенштейн, отбросить все сказанное в его книге как став-шую уже ненужно лестницу» .

«Пожалуй, я могу представить, – утверждает Витгенштейн, – что имеет ввиду Хайдеггер под бытием и страхом. Человек имеет склонность атаковать границы языка. Подумайте, к примеру, об удивлении. Что не-что существует. Удивление может не выражаться в форме вопроса, оно вовсе не имеет никакого ответа. Все, что мы в состоянии сказать, а priori может быть только бессмыслицей…. Этой атакой на границы языка явля-ется этика» .

В 1929-1930 годах Витгенштейн прочитал лекцию по этике, вклю-чающую размышления о природе этических суждений. Такие суждения резко отличаются от эмпирически значимых научных предложений, с помощью которых могут быть выражены оценки или относительные цен-ности. Высказывания об относительных и абсолютных ценностях часто смешиваются, но на самом деле их отделяет глубокая пропасть. Первые мало чем отличаются от фактов и легко контролируются. Другие, в про-тивовес суждениям о фактах, соизмеряют человеческие поступки, мысли и намерения с идеалами, которые считаются абсолютно истинным мас-штабом оценки всего происходящего. Суждения о фактах не являются ценностями, и наоборот. Слова, используемые по научному, – это своеоб-разные сосуды для хранения и передачи информации; использование же слов в этике имеет сверхъестественный характер. Если познавательные суждения опираются на опыт и контролируются фактами, то этические высказывания связаны с иного рода опытом, своеобразие которого про-является в религиозной вере. Впрочем, в заключении своей лекции Вит-генштейн выразил уважение к этическим исканиям человеческого духа. «Проповедовать мораль трудно, обосновать ее невозможно» .

В поздний период своего творчества Витгенштейн существенно пе-ресмотрел свои представления, изложенные в «Трактате», в особенности представления о языке. Выдвигалось множество гипотез, объясняющих причины перемен во взглядах философа. Очевидно, что мотивы эволю-ции его взглядов определялись основаниями как биографического, так и собственно философского характера. К мотивам биографического харак-тера исследователи обычно относят участие Витгенштейна в движении за школьную реформу в Австрии, вследствие чего он заинтересовался идея-ми австрийского ученого Карла Бюлера, который разработал вариант детской психологии как своего рода критическое переосмысление геш-тальтпсихологии.

Логический позитивизм.

Еще в конце XIX века спор о специфике и судьбах философии при-обрел форму дискуссий о проблеме «метафизики». Имелась в виду мета-физика как «первая философия», которая обязательно ставит мировоз-зренческие проблемы бытия, человека, познания и рассматривает их ши-роко и масштабно. Кант и Гегель, критиковавшие «старую метафизику», вместе с тем придавали большое значение новому пониманию таких про-блем, как единство и целостность мира, место и роль человека в универ-суме, конечность и бесконечность мира. А вот в конце XIX века возникло движение, которое было представлено «первым позитивизмом» (Д.С. Милль, Г. Спенсер, О. Конт), потом «вторым позитивизмом» (Э. Мах, Р. Авенариус), а начиная с 20-х годов и до нынешнего времени – «третьим» позитивизмом, или неопозитивизмом.

Возникнув в XX веке, на первом этапе своего развития неопозити-визм объявил философские вопросы лишенными смысла, поскольку их нельзя проверить в индивидуальном опыте. На втором, так называемом семантическом этапе различные ответы на философские вопросы неопо-зитивистами истолковывались как различные варианты соглашений ме-жду философами в том или ином употреблении слов в языке. Соответст-венно были сделаны выводы о том, что предметом философии является либо логика науки (логический позитивизм), либо структура языка науки (лингвистический анализ). Ныне оба направления входят в состав так на-зываемой аналитической философии, которая выражает современные тенденции позитивизма. Аналитическая философия стремиться сохра-нить идею анализа, использовав для этого не только учение неопозитиви-стов, но и другие, даже противоборствующие системы, и одновременно произведя дальнейшее очищение своей теории от каких-либо сугубо фи-лософских посылок.

Логический позитивизм (Б. Рассел) заявляет, что каждую философ-скую проблему можно свести путем анализа к логической. В ходе этой операции выявляются элементарные суждения, которые имеют значение, если при их сопоставлении не нарушены законы логики. Вопрос об ис-тинности суждений подменяется при этом вопросом правильности их по-строения.

Решая проблему истинности знания, Рассел ставит в тесную зави-симость понятия факта, веры и истины. При этом такая зависимость рассматривается в плане убеждения, что «все человеческое знание недос-товерно, неточно и частично» . С точки зрения Рассела, факты – это то, что делает утверждение истинным или ложным. «Физические факты в большей своей части не зависят не только от нашего веления, но даже от нашего опыта» .

Вера – это согласие субъекта с содержанием своих высказываний. «истинность есть свойство веры и, как производное, свойство предложе-ний, выражающих веру. Истина заключается в определенном отношении между верой и одним или более фактами, чем сама вера. Когда это отно-шение отсутствует, вера оказывается ложной» .

Различая ложную и истинную веру, Рассел полагает, что знание – это часть истинной веры. Но что такое познание, ведущее к знанию, ав-тор «Человеческого познания» объявляет двусмысленным вопросом, на ко-торый невозможно точно ответить. Единственное, что можно сказать о знании, это то, что оно всегда сомнительно. И это потому, что материя, к которой имеет отношение знание, прямо не доступна для познания.

Тем не менее, общественная жизнь невозможна без научного зна-ния, а успехи производственной деятельности говорят, что научное зна-ние не так уж и сомнительно, как представляется это Расселу. И ему при-ходится искать объяснение, чем поддерживается научный прогресс. Он формулирует пять постулатов научного знания: квазипостоянства, неза-висимых причинных линий, пространственно-временной непрерывности, структурности и аналогии. Опора на эти принципы позволяет исследова-телям