Налоговая система нэпа

Налоговая система России периода нэпа.

В первые месяцы после Октябрьской революции делались попыт¬ки наладить нормальное налогообложение, возродить финансовую сис¬тему, но попытки эти в силу реальной обстановки не вышли за рамки общих пожеланий. Очень скоро финансовая политика Советской власти перешла от попыток возродить обложение доходов к изъятию самих капиталов, причем изъятие это нередко оформлялось в виде специфи¬ческих революционных налогов, контрибуций и т.д. Экспроприация капитала через финансовые рычаги шла параллельно с прямой экспроприацией средств производства и, понятно, не могла дать сколь¬ко-нибудь весомых результатов. Вместе с тем, изымая все излиш¬ки, все превышение доходов над минимальным уровнем потребления, чрезвычайные налоги подрывали всякий стимул к активной дея¬тельности, инициативе, предпринимательству.

Между тем дезорганизация финансовой системы, начавшаяся еще в годы мировой войны, продолжалась. В условиях бешеной инфляции теряли смысл не только прямые налоги, но и акцизы, которые были окончательно отменены в январе 1920 г. В начале 1921 г. была дек¬ларирована отмена всех денежных налогов и сборов. Эмиссионное фи¬нансирование государственного хозяйства ограничивалось лишь на¬растающей натурализацией хозяйственных отношений.

Переход к нэпу потребовал восстановления финансовой системы, нормального налогообложения. Сначала мыслилось осуществлять налогообложение как государственных, так и кооперативных и част¬ных торговых и промышленных предприятий на общих основаниях, в соответствии с одними и теми же принципами, одними и теми же за¬конодательными актами. Но скоро обнаружилось, что для этого нужна определенная трактовка статуса государственного предприятия, оп¬ределенное обособление доходов государственного предприятия от доходов казны. Между тем если рассматривать государственное хоз¬расчетное предприятие (трест) как нижнюю ступень государственно¬го управляющего аппарата, если полностью отождествлять государс¬твенным аппарат и принадлежащее государству предприятие, то исче¬зает объект обложений самостоятельный доход предприятия. Весь до¬ход предприятия выступает как доход казны, и налогообложение неизбежно замещается распределением прибыли государственными инстанциями в соответствии с целесообразностью, но не в соответствии с законом. Именно такое распределение мы и имели на протяжении многих десятилетий, негативные его последствия всесторонне осве¬щались в экономической литературе.

Опыт 20-х годов интересен в том отношении, что он показыва¬ет, что нормальное налогообложение возможно лишь при определенном построении отношений собственности, которые обеспечивали бы пра¬вовую обособленность национализированных предприятий от госу¬дарственного аппарата управления. Это обособление было необходимо не только для построения правильного налогообложения, но и для создания нормального механизма перелива капитала между отраслями и предприятиями, для формирования рынка капиталов. Первые шаги в этом направлении в 20-х годах были сделаны, а именно делались по¬пытки организовать национализированные предприятия как акционерные общества, работающие на государственном капитале, но попытки эти очень быстро сошли на нет.

Как развивалась хозяйственная практика в 20-х годах? Уже в середине 20-х годов инстанции государственного аппарата (нарко¬маты, главки, синдикаты) свободно распоряжались не только прибылью трестов, но и их капиталами и производимой ими продукцией, директивно вмешивались во внутреннюю жизнь хозрасчетных предприя¬тий. Роль предприятия как самостоятельного товаропроизводителя быстро сходила на нет. Вслед за экономической практикой шло и за¬конодательство. Если декрет о трестах 1923 г. во многих отно¬шениях приравнивал тресты к акционерным обществам, использующим государственный капитал, то декрет о трестах 1927 г., напро¬тив, приравнивал существовавшие в то время акционерные общества к обычным казенным предприятиям, завершив превращение акционерной формы организации предприятий в пустую формальность. Конечно нельзя исключить, что существовал и другой путь разрешения противоречия, в положении государственные трестов, а именно ут¬верждение современных для XX в. хозяйственных форм у широкое раз¬витие акционерной организации предприятий, соответствующее этой организации юридическое оформление.

Отождествление государственного предприятия с государствен¬ным аппаратом означало, что вся прибыль и все капиталы этого предприятия принадлежат государству, что делало налогообложение доходов предприятия бессмысленным или же придавало ему чисто формальный, "воспитательный” характер. Налоги, которые в соответс¬твии с общими положениями должно было вносить государственное предприятие, первоначально выступали как минимальные суммы, которые оно должно перечислить в бюджет в любом случае, независимо от хода его коммерческой деятельности. Что касается распределения остальной прибыли, то оно оставалось предметом административного усмотрения и согласования интересов бюджета, Высшего совета на¬родного хозяйства (далее - ВСНХ), трестов и синдикатов.

Однако уже в первые годы нэпа стало очевидным, что даже в такой скромной роли прямое налогообложение государственных предприятий не может удержаться. Государственные предприятия оказались значительно рентабельнее, чем частные. Потребовались мно¬гочисленные изъятия из общих правил, льготы при уплате налогов сначала для государственных, а потом и для кооперативных предп¬риятий. Уже в 1923 - 1924 гг. формируется отдельное законодатель¬ство по обложению государственных и кооперативных предприя¬тий. Льготы кооперации в области промышленного производства приб¬лижались к льготам государственных предприятий, а в сфере торгов¬ли даже превосходили их. В этом сказывалось не только и не столь¬ко поощрение кооперации, сколько постепенное ее фактическое ого¬сударствление, а также неэффективная, расточительная ее работа, и особенно торговой и потребительской кооперации, объединенной в ги¬гантскую централизованную систему во главе с Центросоюзом.

Как же строилась налоговая система нэпа?

Прежде всего для нее было характерно строгое разграничение в обложении города и деревни, в этом отношении она продолжала традиции обложения в дореволюционной России. В 1921 - 1923 гг. крестьянство платило продналог , несло целый ряд натуральных повинностей (трудгужналог и др.). С мая 1923 г. все поставки и по¬винности крестьянства были консолидированы в единый сельскохо¬зяйственный налог, который крестьянство могло по выбору вносить либо в натуре, либо деньгами. Подавляющее большинство крестьян (75%) уже в урожай 1923 г. предпочло внести налог деньгами. С 1 января 1924 г. налоги стали приниматься только в денежной форме, все натуральные налоги и повинности были полностью упразднены.

Продналог, введенный весной 1921 г. и просуществовавший до весны 1923 г., предусматривал натуральные поставки 18 видов продукции, включая различные виды зерновых, мясо, картофель и даже се¬но. Издержки по сбору натурналога доходили до 40 % валовых поступ¬лений. Натурналог не только предусматривал изъятие в пользу госу¬дарства части продукции крестьянского хозяйства, но и регулировал структуру сельскохозяйственного производства, во всяком случае, неопределенной ее части. Переход к чисто денежным налоговым изъятиям означал отказ от всяких попыток натурального регулиро¬вания сельского хозяйства, доверие государства к регулированию через рынок. Переход к рыночному регулированию земледелия занял менее двух лет, и это в стране, разрушенной многими годами войн и социальных экспериментов, пережившей чудовищный голод 1921 г.

Денежный сельскохозяйственный налог играл в доходах бюджета значительно большую роль, чем дореволюционные поземельные пода¬ти, составлявшие, как уже говорилось, в 1913 г. лишь 2,5% от общей суммы доходов бюджета. В 1923—1924 гг. сельхозналог дал около половины всех налоговых поступлений или около четверти всех де¬нежных поступлений в бюджет.

Построение сельхозналога представляет вполне актуальный интерес. Для того чтобы земля, принадлежавшая государству, стала одним из важнейших источников его денежных доходов, необходима коренная реформа поземельных отношений и отношений финансовых. Опыт прошлого может не только подсказать приемлемые формы налоговые пост¬роений, но и предостеречь от повторения когда-то сделанных ошибок. Итак, обложение сельскохозяйственным налогом отдельного хозяйства определялось в зависимости а)от наличия земли на одного едока и б) наличия скота в расчете на едока, причем первоначально (до 1924 г.) показатели наличия пашни и скота не складывались, а перемножались, так что наличие скота резко увеличивало тяжесть обложения, приходящегося на 1 десятину земли. Это сдерживало ин¬тенсификацию крестьянского хозяйства. В 1924 г. сельхозналог был реформирован: количество пашни и наличие скота стали не перемно¬жаться, а суммироваться, причем скот был приравнен к пашне по оп¬ределенному коэффициенту (одна голова рабочего скота = О,8 деся¬тины пашни).

Тем не менее, построение сельхозналога сохранило ряд органи¬ческих недостатков. Во-первых, тяжесть обложения с 1 десятины сильно возрастала в хозяйствах более крупных, лучше обеспеченных землей и скотом. Это стимулировало не мобилизацию земли и укруп¬нение хозяйств в соответствии с оптимальными их размерами, обеспечивающими наибольшую производительность и доходность, а дробле¬ние хозяйств в целях облегчения тяжести обложения, освобождения от всякого рода дискриминации которой уже с 1924 г. подвергались "кулацкие" хозяйства. "Классовый подход" к налогообложению, как и в целом "классовая политика" в деревне, направленная против отно¬сительно зажиточных хозяйств, осуществляющих