Романтик революции - Лев Давидович Троцкий

РОМАНТИК РЕВОЛЮЦИИ

(Л. Д. Троцкий)

За семьдесят с лишним лет его европейской и мировой известности (с конца 1917 г.) о Льве Троц¬ком написаны десятки книг и сотни статей. Не многие из его современников удостаивались тако¬го внимания. Сама его фамилия определила назва¬ние политического и философского течения. И в этом есть загадка, ибо, в отличие от Ганди, Лени¬на, Маркса, он никогда не был главой какой-либо массовой партии, государства или национального движения, как, впрочем, и автором научных мо¬нографий. Его литературное наследие в значитель¬ной степени состоит из политических брошюр, хлестких публицистических выпадов против оппо¬нентов, речей на собраниях и митингах, кратких газетных заметок. Факты его биографии от рожде¬ния до смерти достаточно хорошо известны. И тем не менее все новые исследователи будут предла¬гать свое видение сущности этого человека — от средоточия мирового.зла до великого мыслителя и революционера. Одну из версий предлагает дан¬ный очерк.

Родился Лев Давидович Бронштейн 26 октября 1879 г. в деревне Яновка Елизаветградского уезда Херсонской губернии, в семье зажиточного еврей¬ского землевладельца.

Прежде чем продолжить рассказ об одном из будущих вождей российской революции, следует хотя бы вкратце напомнить о положении евреев в Российской империи, ибо еврейское происхождение Троцкого до сих пор является предметом различных легенд и домыслов. Проблема еврейского националь¬ного меньшинства встала перед правительством стра¬ны в конце XVIII в., после разделов Польши и при¬соединения части ее земель к России. В 1791 г. была введена черта еврейской оседлости, охватившая 15 западных губерний. Правом проживать за ее пре¬делами имели к концу XIX в. только отдельные пред¬ставители еврейской национальности: купцы первой гильдии, лица с высшим образованием, аптекари, дантисты, акушерки, ремесленники, отслужившие воинскую службу по рекрутской повинности (с 1827 г. евреи подлежали призыву). Кроме общих законов, существовала масса оговорок, исключений, допол¬нительных ограничений.

Особенно усилились запреты с начала 80-х го¬дов в русле общей русификаторской политики Алек¬сандра III. Евреи не допускались к участию в зем¬ских избирательных собраниях и съездах, не могли занимать должности в городском управлении, не принимались в юнкерские училища, не могли слу¬жить в пограничной страже, по морскому ведом¬ству, в жандармских командах, не подлежали производству в офицеры из рядовых. Число воен¬ных врачей и фельдшеров из евреев было ограниче¬но 5 процентами. Такая же «процентная норма» в 1886— 1887 гг. была введена в области образования. Учащиеся-евреи в каждом среднем учебном заведе¬нии не должны были составлять более 10 процентов в «черте оседлости», более 5 процентов — в других местах и более 3 процентов — в Петербурге и Моск¬ве. Евреи вообще не подлежали приему в Военно-медицинскую академию, московские театральные училища и ряд других учебных заведений (по особо¬му списку).

Изменилось и отношение к еврейскому земле¬делию и землевладению. Если при Александре I и Николае I проводилась в целом политика поощре¬ния еврейского земледелия, то в 1882 г. евреям было запрещено приобретать землю и арендовать имения в 9 западных губерниях. Поэтому только в Екатеринославской и Херсонской губерниях имелось до 40 еврейских земледельческих колоний, где прожива¬ли около 25 тысяч человек.

Давид Бронштейн «неутомимым, жестоким, бес¬пощадным к себе и к другим трудом первоначально¬го накопления»1, по словам его сына, поднимался вверх. Приобретя в собственность у отставного пол¬ковника Яновского около 100 десятин земли, еще несколько сот десятин арендовал у разных земле¬владельцев. На полевые работы нанимались десятки временных людей. И хотя сам хозяин и его жена были людьми малограмотными, едва умевшими чи¬тать, детям своим они хотели и имели возможность дать достойное образование. Детей, как обычно, было много. Правда, из восьми выжили четверо — два сына и две дочери. Моложе Левы была лишь Ольга, став¬шая впоследствии женой Л. Б. Каменева. Мать умерла в 1910 г., а отец, разоренный Октябрьской револю¬цией, перебрался в Москву. Около года Бронштейн-старший управлял государственной мельницей под Москвой и умер от тифа весной 1922 г., когда его сын уже был одним из высших руководителей ново¬го государства.

Выросший в семье зажиточного землевладельца мальчик в повседневной жизни (как явствует из вос¬поминаний самого Троцкого) почти не ощущал «на¬циональный момент». Мотив национального не¬равноправия не играл самостоятельной роли в вызревании его будущей общественной позиции. Радикализм вырос скорее из отталкивания жизнен¬ного уклада, основанного на приобретательстве, ли¬шенного какой-либо высокой идеи и интеллектуаль¬ных устремлений. Бурное развитие экономики при стремлении руководителей государства «держать и не пущать» порождало ощущение необходимости перемен. «Пороть» — вот лозунг того времени», — вспоминал уже в эмиграции один из лидеров кадет¬ской партии Ф. И. Родичев. И вместе с тем министр юстиции Н. В. Муравьев отмечал в 1901 г., что «об¬щее недовольство настоящим режимом охватило все слои общества»2. В такой атмосфере и формировал¬ся будущий революционер.

В 9 лет Л. Бронштейна отдали в Одесское реаль¬ное училище. В 7 классе он переводится в Николаев, где получает среднее образование. Уже в школьные годы проявляется его склонность к бунтарству, ли¬тературному творчеству, «неформальному лидер¬ству». В младших классах он вместе с товарищами издавал рукописный журнал, писал стихи, перево¬дил на украинский язык басни Крылова. Дважды, во втором и пятом классах, у него происходят острые стычки с учителями, заканчивающиеся соответствен¬но временным исключением и карцером плюс трой¬кой по поведению. Учась в Николаеве, юноша увле¬кается радикальными идеями того времени. В круг его интересов входят политическая и философская литература, газетная публицистика. Идеи народни¬ков и марксистов дали единую гремучую смесь. Ха¬рактер и молодость требовали прямого действия. К этому толкал и пример университетских городов — Петербурга, Москвы, Киева, где в 1896— 1897 гг. про¬ходили студенческие волнения. В 1897 г. 18-летний Лев Бронштейн и его друзья создали в Николаеве «Южнорусский рабочий союз». В течение ряда месяцев идут беседы в кружках, сходки, распростра¬нение нелегальной литературы, написание первых прокламаций и их изготовление на гектографе. По¬том первая публичная речь Троцкого на первомай¬ской сходке. Сам он вспоминал впоследствии: «Зна¬ния были недостаточны, и не хватало умения надлежащим образом преподнести их»3.

Серьезным испытанием стал первый арест. Не имевшие солидного опыта «нелегалы», как правило, проваливались весьма быстро, тем более что всегда находились добровольные доносчики. В январе 1898 г. по делу николаевской организации было аресто¬вано более 200 человек. Пребывание в николаевской, херсонской, одесской тюрьмах, в одиночных каме¬рах, с арестантской похлебкой и вшами, ставило проблему выбора.

Через аресты и недолгое тюремное испытание проходили в молодости многие общественные и го¬сударственные деятели тогдашней Российской им¬перии. Юный Лев Бронштейн не терял времени даром — и в тюрьме занимался самообразовани¬ем. Используя школьное знание немецкого и фран¬цузского, учил еще английский и итальянский, много читал, пытался писать серьезную работу о сущности масонства и материалистическом пони¬мании истории. По пути в Восточную Сибирь, куда он был сослан на четыре года, Л. Бронштейн впер¬вые услышал о Владимире Ульянове и проштуди¬ровал его книгу «Развитие капитализма в России». Тюремные камеры, можно сказать, окончательно превратили молодого революционера в социал-де¬мократа,

На два года местом жительства Льва стала Ир¬кутская губерния. Еще в московской пересыльной тюрьме он обвенчался с Александрой Львовной Со¬коловской, арестованной по тому же делу, которая была почти на 7 лет старше его. Здесь, в селе Усть-Кут (а позднее — в Верхоленске), они и поселились. Здесь же произошли первые встречи с Дзержинским, Урицким, другими будущими оппонентами и товари¬щами по партии. Напряженная умственная работа сопровождалась сотрудничеством в газете «Восточ¬ное обозрение», полемикой с народниками, анархис¬тами. Возникли связи с местными социал-демократи¬ческими организациями. Летом 1902 г. Лев Бронштейн решил бежать. В ссылке осталась жена с двумя до¬черьми, младшей из которых не было еще и четырех месяцев. Впоследствии супруги встречались лишь из¬редка, сохраняя идейную близость и дружбу.

В чистый бланк паспорта Лев вписал имя стар¬шего надзирателя одесской тюрьмы Троцкого, взяв себе таким образом псевдоним, ставший со време¬нем одним из самых известных. Первая останов¬ка в Самаре. Там жил один из руководителей российских сторонников «Искры» Г. М. Кржижа¬новский. Перед выездом за границу Лев Троцкий посетил Харьков, Полтаву и Киев. Через Вену, Цюрих и Париж осенью 1902 г. он приехал в Лон¬дон. Человек достаточно бесцеремонный, ранним утром он уже стучался в квартиру Ленина. Дверь открыла Надежда Константиновна. И, по ее вос¬поминаниям, после короткого представления (из писем Кржижановского здесь знали о будущем госте) у них сразу завязался долгий и интересный разговор.

Началась работа Троцкого для «Искры». Он пи¬сал заметки, политические статьи, выезжал в Брюс¬сель, Париж, другие города с докладами и лекциями для русских колоний. В Париже произошло его зна¬комство с Натальей Ивановной Седовой, членом ис-кровской группы. Эта встреча стала началом боль¬шой любви и совместной жизни вплоть до самой гибели Троцкого. У них было двое сыновей — Лев (1906) и Сергей (1908).

Ленин был настолько доволен новым сотрудни¬ком, что в марте 1903 г. предложил Г. В. Плеханову кооптировать Троцкого в члены редакции «Искры». Признавая недостатки литературной работы Троц¬кого («перо... со следами фельетонного стиля, с чрез¬мерной вычурностью»),