Александр Сергеевич Пушкин

Как я был доволен,

Когда церквей и колоколен,

Садов, чертогов полукруг

Открылся передо мною вдруг! (II,307)

«Путешествие из Москвы в Петербург» (1835г.): «…при взгляде на золотые маковки белокаменной».30

Но Москва уже не та, что во время своего детства и это Пушкин отлично понимает «упадок Москвы есть неминуемое следствие возвышения Петербурга. Две столицы не могут в равной степени процветать в одном и том же государстве …».31

Во времена Пушкина Петербург принял окончательный облик, так восхищавший его:

… юный град,

Полнощных стран краса и диво,

Из тьмы лесов, из топи блат

Вознесся пышно горделиво…

…По оживленным берегам

Громады стройные теснятся

Дворцов и башен…

…Мосты повисли над водами;

Темно-зелеными садами

Ее покрылись острова.

И перед младшею столицей

Померкла старая Москва…

Люблю тебя, Петра творенье

Люблю твой строгий, стройный вид,

Невы державное теченье,

Береговой ее гранит,

Твоих оград узор чугунный,

Твоих задумчивых ночей… (II, 173)

Символом Петербурга стала высокая башня Адмиралтейства, видимая издалека, с основных сходящихся к ней магистралей левого берега Невы:

Когда я в комнате моей

Пишу, читаю без лампады,

И ясны спящие громады

Пустынных улиц, и светлее

Адмиралтейская игла. (II, 174)

При чтении строк оды «Вольность» перед читателем предстает Михайловский замок, окутанный петербургским туманом, с золоченым шпилем, бледно мерцающем в полутьме.

Не обошел Пушкин своим вниманием и другой символ Петербурга – памятник Петру I – тот, что возвышался на Сенатской площади.

Памятник Петру I Фальконэ и поэма Пушкина «Медный Всадник» - один из редких случаев глубокого сближения литературы и скульптуры.

Петр у Фальконэ – укротитель водной стихии (… чьей волей роковой // Под морем город основался…); именно эта мысль и легла в основу пушкинского образа, - правда, в несколько ином, более трагичном аспекте.

Однако образ Петра у Пушкина сложнее, чем у Фальконэ. Если у Фальконе Петр – благодетель своей страны, то у Пушкин отлично понимал другой его лик – лик деспота; именно по этому ему и грозит Евгений: «ужо тебе». Мотив ужаса присутствует на протяжении всей поэмы. С этого Пушкин и начинает свою центральную характеристику: «Ужасен он в окрестной мгле!»

Пушкин дважды возвращается вместе с Евгением, созерцающим Петра с подъезда дома, рядом с Исакиевским собором. Отсюда Петр виден почти со спины:

И обращен к нему спиною

В неколебимой вышине,

Над возмущенную Невою

Стоит с простертую рукою

Кумир на бронзовом коне. (II, 178)

Пушкин не зря изобразил памятник со спины, так как именно в этом положении хорошо видны борющиеся в памятнике силы: буйный порыв коня, вынесший его на край скалы, и мощное движение всадника, осадившего его у самого обрыва: конь взвился на дыбы, осев на задние ноги. Отсюда лучше всего видна властная рука Петра, протянутая вперед почти по горизонтали.

Только талант Пушкина позволил в полном соответствии с замыслом скульптора воплотить в слове динамику и пластику и выразить символику памятника:

Какая сила в нем сокрыта!

А в сем коне какой огонь!

Куда ты скачешь, гордый конь,

И где опустишь ты копыта?

О мощный властелин Судьбы!

Не так ли ты над самой бездной,

На высоте уздой железной

Россию поднял на дыбы? (II,182).

Пожалуй, нет ни одного человека в России, которому было бы безразлично творение Фальконэ. И А.С. Пушкин, наверное, в своем произведении выразил те чувства и то отношение к памятнику , которое было близко не только ему самому и его современникам, но и потомкам.

Есть и графическое изображение данного памятника, но без фигуры Петра .(рис.5): переданы все отличительные черты данного монумента, - вид скалы с ее неровностями, связь постамента с бронзовым конем, змей под копытами, условная приподнятость коня на задние ноги со второй точкой опоры на хвосте. Соприкоснувшись с землей. Но на коне Пушкина, в отличии от памятника Фальконэ, есть седло, узды, стремена и пр. Они были позднее, а в первоначальном виде Пушкин точно передал облик фальконэвского коня.

Пушкин не обошел своим вниманием и архитектуру Санкт – Петербурга и Москвы.

В стихотворении «Воспоминание о Царском Селе» у Пушкина есть упоминание о лестнице Камероновой галереи(см.№6). Поэт очень метко замечает о ее устремлении к небесам:

А там в безмолвии огромные чертоги,

О своды опершись несутся к облакам. (I,521)

И здание Царскосельского лицея Пушкин запечатлел в своей графике (рис.7).Вид Лицея сделан был Пушкиным на память, но достаточно точно, что говорит о наблюдательности поэта в отношении архитектуры. Лицейские здания взяты с то же стороны с какой их передают старые литографии (см.№8). Пушкин забыл лишь пилястры на церкви слева, да полукруг крыши на здании справа. Все же остальные контуры хорошо сохранены его памятью – перед нами настоящий «портрет Лицея».

Архангельское занимает исключительное место в архитектуре конца XVIII – начала XIX вв.

Быть может, Пушкин много посещал Архангельское, но известные нам свидетельства современников относятся лишь к двум его поездкам. В 1827г. Пушкин отправляется к Юсупову вместе с П.А. Вяземским. Сохранилось документальное свидетельство этой поездки – акварель Н. де Куртейля – француза, жившего у Юсупова и принимавшего в оформлении интерьеров дворца. Изображен Пушкин на празднике в Архангельском: князь Юсупов в окружении гостей, среди которых Пушкин и Вяземский.

В 1830г. Пушкин посвящает князю Н.Б. Юсупову послание «К Вельможе», в котором пишет о его дворце:

…увижу сей дворец,

Где циркуль зодчего, палитра и резец

Ученой прихоти твоей повиновались

И вдохновенные в волшебстве состязались. (I,471)

Здесь Пушкин косвенно коснулся процесса, который был характерен для его времени: синтез архитектуры и скульптуры.

Едва ли можно согласиться с утверждением А.М. Эфроса, что по отношению к искусству Пушкин лишь выполнял обязанности светского человека. На наш взгляд Пушкин хорошо осознавал процессы происходившие в искусстве его времени. И сам Пушкин оставил богатое графическое наследие. В следующей главе работы мы постараемся охарактеризовать основные черты графики Пушкина.