Александр Сергеевич Пушкин

с натуры и картину маслом, изображающую ту же группу писателей – в тех же положениях – на фоне Летнего сада (1832 г.).

Голова Григория Чернецова нарисована на полях черновика знаменитой строфы из «Путешествия Онегина»:

Порой дождливою намедни

Я завернул на скотный двор…

Тьфу! Прозаические бредни,

Фломандской школы пестрый сор!

Таков ли был я, расцветая?

Скажи, фонтан Бахчисарая!

Такие ль мысли мне на ум

Навел твой бесконечный шум,

Когда безмолвно пред тобою

Зарему я воображал

Средь пышных опустелых зал.

Спустя три года, вслед за мною,

Скитаясь в той же стороне,

Онегин вспомнил обо мне (II, 344).

Строфа эта вместе с другими строфами «Путешествия Онегина» написана в конце 1829 года, после 2 октября.

И тут, на полях этого черновика, Пушкин рисует Г. Чернецова.

Почему? Какие ассоциации способствовали появлению облика художника в рукописи поэта? А быть может, не ассоциация, а какое-то жизненное впечатление… Об отношениях Пушкина и Чернецова мы – в сущности – ничего не знаем. Как и когда познакомились они – тоже пока неизвестно.

Следует отметить, что при сопоставлении рисунка Г. Чернецова с поэта, изображающего не столько Пушкина, сколько «макет» его фигуру и лица, и мастерский портрет художника, набросанный Пушкиным, первый явно проигрывает второму. И который раз мы убеждаемся, как бледнеют рисунки профессиональных художников рядом с любительскими небрежными зарисовками Пушкина, набросанными им для себя, среди его черновиков. Рисунок этот, по праву, относится к лучшим художественным образцам графики поэта.

Появление профиля Г. Чернецова – это не единственная загадка биографии Пушкина.

На полях черновой рукописи статьи Пушкина «Разговор о критике» нарисован мужской профиль (рис.92). Рисунок сделан очень мелко, но характер лица передан точно. Крючковатый нос, маленькие острые глаза за очками, рельефные губы, двойной подбородок.

Это – князь Дондуков-Корсаков, известный в русской литературе благодаря знаменитой эпиграмме Пушкина «В Академии наук // Заседает князь Дундук…»(I, 578).

Загадкой представляется только такое ранее появление его профиля в рукописи Пушкина, - статья написана в январе-феврале 1830 года, тогда как нам ничего не известно о знакомстве поэта с вице-президентом Академии наук и председателем Петербургского цензурного комитета до 1835-1836 годов, когда Пушкину приходилось обращаться к нему по цензурным делам.

Чем же можно объяснить появление профиля Дондукова-Корсакова в рукописях Пушкина в январе-феврале 1830 года? – Это – одна из новых загадок биографии Пушкина…

Но вот Пушкин в Болдине. Ноябрь 1830 года.

Завершены «Маленькие трагедии» («Домик в Коломне», «Скупой рыцарь», «Моцарт и Сальери», «Каменный гость», «Пир во время чумы»).

Все пять бессмертных созданий написаны в течении одного месяца – с 5 октября по 8 ноября 1830 года. После такого огромного труда поэт был опустошён. Это сказалось в почти машинальном рисунке (рис.93).

Это – зарисовка с натуры того, что он видел, поднимая голову от рукописи. (Писал он за другим столом). Стол, покрытый покрывалом, на нём книги и бумаги, коробка, зеркало или портрет в рамке, стоящий спиной к зрителю. За столом – полка с книгами, скульптурный бюст (Наполеона или античная голова). Неумение передать в графике пространство, перспективу делает то, что одному разглядывающему рисунок бюст кажется стоящим на столе, другому – на полке.

Этот рисунок, сделанный с натуры, - редчайший случай в рисунках Пушкина.

Но тут всплыл в сознании Булгарин. И Пушкин рисует профиль. Сходство удаётся не сразу – линия лба, носа исправлена. Форма носа, толстая нижняя губа, полуоткрытый рот, высоко поставленные короткие брови, мешки под глазами, на этом рисунок брошен, но главное во внешности схвачено.

Появление профиля Булгарина в рукописи 1830 года объясняется, вероятно, тем, что Булгарин стал с некоторых пор систематически выступать в печати со статьями против Пушкина. И это не давало Пушкину покоя.

В альбоме девиц Ушаковых то же очень много портретов знакомых Пушкина.

Так, например, изображён Пушкиным лысеющий молодой человек в очках и с привычной улыбкой (рис.94). Это Н.М. Смирнов. Вернувшись в Россию в 1828 году из Флоренции, где он числился при русской миссии, Смирнов вскоре познакомился с Пушкиным.

Быстрый, небрежный рисунок Пушкина исполнен характерных для графики Пушкина черт – правды и психологичности изображения. Пушкин как бы посмеивается над возможным женихом одной из девиц Ушаковых.

Ещё один портрет – Шиллинга (рис.95). С известным русским учёным П.Л. Шиллингом фон Канштадт Пушкин встречался и в ранней молодости, ещё до ссылки, и дружески обращался с ним в Петербурге, начиная с 1828 года.

Приятель Батюшкова, Вяземского, А.И. Тургенева и других друзей поэта, Шиллинг не только запечатлелся в отзывах современников как «умный, учёный», «необычайно толстый человек», «весельчак, отличный говорун», шахматист, страстный любитель китайской культуры. Шиллинг был ещё неутомимым путешественником. Собираясь в 1829-1830 годах в составе русской миссии в Китай, он увлёк этой перспективой и Пушкина. Мечта поэта отразилась в известном элегическом отрывке:

Поедем, я готов; куда бы вы, друзья,

Куда б ни вздумали, готов за вами я

Повсюду следовать, надменной убегая:

К подножию ль стены далёкого Китая,

В кипящий ли Париж…

(…)

Повсюду я готов. (I, 455).

Пушкин пытался осуществить эту мечту: 7 января 1830 года он написал Бенкендорфу письмо с просьбой о разрешении посетить Китай. Однако, как известно, побывать в Китае поэту не удалось: правительство отказало в его просьбе, систематически не давая ему возможности побывать за границей.

Рассказывая сёстрам Ушаковым о незаурядном человеке, крупном русском физике и востоковеде, поэт и нарисовал у них в альбоме портрет Шиллинга, передав образ тучного человека с весёлым, энергичным и умным лицом.

В это же время в альбоме Ушаковых выполнен портрет Якобовича (рис.96). Это – известный декабрист, человек, знаменитый разнообразными историями, связанными с его храбростью (четвертная дуэль – Завадский – Шереметьев; Якубович – Грибоедов). Пушкин лично знал Якубовича всего несколько месяцев после окончания лицея. Портрет Якубовича Пушкин сделал после возвращения из путешествия в Арзум, вероятно, под впечатлением рассказов, слышанных поэтом на Кавказе, о приключениях Якубовича. Пушкин не видел его двенадцать лет, но выразительная внешность героя, воскресла в рисунке Пушкина. Пушкину не пришлось видеть Якубовича в повязке, он не знал, что тот ходил коротко подстриженный, и нарисовал ему стоящие дыбом волосы, дополняющие его дикий взор и выражающие неукротимость его натуры.

Отдельную группу в графике Пушкина представляют портреты женщин, которых любил поэт. Прежде всего это актрисы .

Рисунок, изображающий Семёнову, Колосову находится на нижней половине страницы, верхняя часть которой занята черновыми набросками отдельных отрывков «Руслана и Людмилы». Это первый рисунок в рукописях Пушкина, позволяющий точно определить несколько портретных зарисовок. На это имеется указание самого Пушкина, поставившего под нижней полуфигурой справа, сделанной карандашом и чернилами, букву «К». Перед нами в самом деле изображение актрисы А.М. Колосовой; сходство наброска с её сохранившимися портретами очень сильное. Иконографически ясен также и левый верхний, профиль в кокошнике: в нём без труда узнаются черты другой известной актрисы того времени – Е.С. Семёновой. Для отождествления остальных лиц нет достаточных данных; можно лишь ответить, что в крайней правой голове, сделанной в фас, есть сходство с Волберховской: однако оно не настолько явно, чтобы это перестало быть только предположением. Зарисовки Колосовой и Семёновой являются графическим дополнением к известным литературным откликам Пушкина, связанным с игрой и соперничеством обеих актрис, - к эпиграмме на Колосову:

Всё пленяет нас в Эсфири:

Упоительная речь,

Поступь важная в порфире,

Кудри чёрные до плеч,

Голос нежный, взор любви,

Набелённая рука,

Размалёванные брови

И огромная нога! ( I,219),

и к превозносящим Семёнову словах в «Моих замечаниях об русском театре». Дебюты Колосовой состоялись в декабре 1818-январе 1819 годах; эпиграмма на неё датируется январём 1819 года, заметки о русском театре – 1819 годом.

Теперь обратимся к женщинам, к которым поэт не остался равнодушным.

В 1823 году (конец июля – начало августа) в первой главе XXYI строфе «Евгения Онегина» появляется портретный набросок молодой женщины, с южным профилем, большими чёрными глазами и тяжёлой копной уложенных в модную причёску волос. Это начало первой из двух больших серий женских обликов одесского периода. Далее этот образ повторяется на протяжении первой и второй главы «Евгения Онегина»; спустя несколько лет он появится снова. Впервые профиль появляется в одесской рукописи летом 1823 года; весь ряд его повторений проходит по пушкинским черновикам в период летних и осенних месяцев того же года; он замыкается в одесской рукописи наброском, сделанным поздней осенью 1823 года; в последний раз он встречается через 3 года летом 1826 года среди черновиков Михайловского. Появление рисунков совпадает с основными моментами взаимоотношений Пушкина с женщиной, занимающей одно из самых первых мест в сердечной биографии поэта – Амалией