←предыдущая следующая→
... 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
Амалией Ризнич.
Первый из набросков находится в черновиках XXVI строфы первой главы «Евгения Онегина»; она датируется приблизительно концом июля – началом августа 1823 года; это время знакомства Пушкина, переехавшего в Одессу из Кишинёва в первых числах июля, с Амалмей Ризнич и началом его увлечения ею. Пушкинский рисунок иллюстрирует сохранившееся описание наружности Амалии Ризнич: у Н.М. Зеленецкого, на основании показаний одесских сторожилов, говорится: «Полунемка и полуитальянка, с примесью, быть может, и европейского в крови, госпожа Ризнич была молода, высока ростом, стройна и необыкновенно красива. Особенно привлекательными были её пламенные очи, шея удивительной формы и белизны, и чёрная коса более двух аршин длинной. Только ступни у неё были слишком велики (…) Она ходила в мужской шляпе и одевалась в наряд полуамазонки…»117.
Здесь же в первой главе «Евгения Онегина» другое изображение А. Ризнич. она здесь имеет вполне домашний интимный вид. Поза и положение рук на приподнятой талии позволяют сделать предположение, что Пушкин тут передал беременность Ризнич, так как она в самом деле ждала в это время, когда был сделан набросок, рождения сына (середина октября 1823 года).
Последние наброски её облика в одесской рукописи появляются в начале ноября 1823 года в черновиках XX строфы второй главы «Евгения Онегина». Здесь Пушкин занят подробностями привычного облика, изменениями причёски и туалетов: открытая шея, причёска вверх, - закрытая шея, косы, обвившие голову и т.п. Надо отметить и то, что наброски сделаны у стихов:
Ах, он любил, как в наши лета
Уже не любят; как одна
Безумная душа поэта
Ещё любить осуждена:
Всегда, везде одно мечтанье,
Одно привычное желанье,
Одна привычная печаль (II, 215).
В это время (начало ноября 1823 года) как раз наступил кризис в отношениях Пушкина с А. Ризнич и обретение спасения Пушкин искал в новой любви – к Е.К. Ворнцовой. Пушкин лишь раз возвратится в соей графике к облику А.Ризнич, в Михайловском среди черновиков XXVI строфы пятой главы «Евгения Онегина»: приблизительно в летние месяцы 1826 года, появляется профиль женщины с большими чёрными глазами и южным носом, который удивительно похож на первый рисунок А. Ризнич. появление рисунка здесь подтверждается следующий факт: в середине 1826 года, 25 июля дошло до Пушкина в Михайловское известие о смерти Ризнич. На июль же 1826 года приходится знаменитая элегия на смерть Ризнич:
Под небом голубым страны своей родной
Она томилась, увядала…
Увяла наконец, и верно надо мной
Младая тень еже летала;
Но недоступная черта меж нами есть.
Напрасно чувство возбуждал я:
Из равнодушных уст я слышал смерти весть,
И равнодушно ей внимал я (I,381).
Следующая серия портретов – это облик Е.К. Воронцовой. Графиня Елизавета Ксаверьевна Воронцова – жена начальника Пушкина по Одессе.
Женщина, которую Пушкин любил особенно горячей любовью. Это о ней сказал он в стихотворении «К морю»:
Могучей страстью очарован,
У берегов остался я (I,317).
Ради неё отказался он от бегства морем за границу – из ссылки.
Все любовные стихотворения, написанные в Михайловском в 1824 году и в первые месяцы 1825 года, обращены к Воронцовой, в том числе «Ненасытный день потух…» - с удивительной по силе выразительности концовкой:
Никто её любви небесной недостоин,
Не правда ль: ты одна… ты плачешь… я спокоен;
…………………………………………
Но если ………………………………..(I,321)
С нею прощался поэт перед женитьбой стихами:
В последний раз твой образ милый
Дерзаю мысленно ласкать,
Будить мечту сердечной силой
И с негой робкой и унылой
Твою любовь воспоминать.
Бегут меняясь наши лета,
Меняя всё, меняя нас,
Уж ты для своего поэта
Могильным сумраком одета,
И для тебя твой друг угас.
Прими же, дальняя подруга,
Прощанье сердца моего,
Как овдовевшая супруга,
Как друг, обнявший молча друга
Пред заточением его (I,479).
Воронцову рисовал Пушкин в своих рабочих тетрадях с первых дней знакомства с ней (сентябрь 1823 года). Воронцовская серия самая большая в его иконографии, специалисты находят до тридцати изображений, длиннее только серия изображений самого себя. Первый набросок профиля Е.К. Воронцовой появился в первой главе «Евгения Онегина», XXIII строфы – это приблизительно конец июля – начало августа; но есть указание, что Е.К. Воронцову Пушкин мог увидеть не раньше середины сентября, когда она приехала в Одессу из Белой Церкви. Следовательно, одно их двух: либо XXIII строфа была написана позднее, что при Пушкинском способе работы над «Евгением Онегиным» отнюдь не исключено; либо Е.К.Воронцова приезжала в Одессу к мужу в период июля-августа 1823 года, ещё до окончательного своего переезда в сентябре. Узнать на этом рисунке Воронцову не сложно. Пушкин, как всегда, взял за основу облика главную черту строения её лица «… тонкую удлинённость всех линий, образующих единое и плавное течение подчёркнутое неотрывающимся от бумаги штрихом»118.
Во второй главе «Евгения Онегина» (приблизительно начало ноября 1823 года) снова встречается набросок, который можно назвать большим портретом Е.К. Воронцовой (рис.97).
Этот рисунок в профиль поразительно совпадает с изображением Воронцовой, сделанным Л. Пихлер (гипс). Это изображение более интимное, чем первое. Воронцова изображена в домашнем туалете – в чепце и шали. Общий склад фигуры отвечает её портретам и сохранившимся воспоминаниям современников. «Небольшого роста… с чертами несколько крупными и неправильными, княгиня Елизавета Ксаверьевна была тем не менее одной из привлекательнейших женщин своего времени, - писал в своих воспоминаниях В.А. Сологуб. Всё её существо было проникнуто такою мягкою, очаровательною, женственною грацией, такою приветливостью, неукоснительным щегольством, что легко себе объяснить, как такие люди, как Пушкин… и многие, многие другие, без памяти влюблялись в княгиню Ворнцову»119.
Во второй же главе (Y строфа) снова встречается изображение Е.К. Воронцовой, дающее новую разновидность её зарисовки в рукописи: она представлена в светской причёске и туалете. Этот «выходной» вариант подчёркнут и отдельной деталью справа: вычерченными линиями плеч и шеи в жемчужном или бриллиантовом ожерелье. Оно присутствует во всех известных портретах Воронцовой (И. Сольферини), в своих воспоминаниях А.О. Россет-Смирнова пишет: «У Потоцкого балы и вечера. У него я в первый раз видела Елизавету Ксавериевну Воронцову в розовом платье. Тогда носили ожерелья. Её ожерелье было из самых крупных бриллиантов»120.
Через полгода Пушкин вновь рисует Е.К. Воронцову (приблизительно 22-24 мая 1824 года) поверх стихов XXIX строфы третьей главы «Евгения Онегина». Это самая крупная зарисовка Воронцовой, она представлена почти во весь рост; подробно нарисована голова, которую Пушкин начинал на странице дважды; однако первым наброском он остался недоволен и зачеркнул его.
В 1829 году появляется портрет Е.К. Воронцовой нарисованный на большом листе бумаги. Пушкин лица её не идеализировал. Но он передал одно из главных очарований Воронцовой – красивую посадку её головы и тонкую, длинную шею, которую старательно оттушевал (рис.98).
И воспоминания современников говорят нам не о красоте её, а о прелести. Вигель пишет: « Ей было уже за тридцать лет, а она имела все права называться ещё самою молоденькою. Со врождённым легкомыслием и кокетством желала она нравиться, и никто лучше её в этом не успевал. Молода она была душою, молода и наружностью. В ней не было того, что называется красотою; но быстрый, нежный взгляд её миленьких, небольших глаз пронзал насквозь; улыбка её уст, которой подобной я не видел, казалось, так и призывает поцелуи»121.
Теперь обратимся к женщинам, к которым поэт не остался равнодушным.
Каролина Собаньская оставила глубокий и болезненный след в жизни Пушкина. Сохранились черновики писем Пушкина к ней, написанных по-французски, через девять лет после первой встречи.
«Сегодня 9-я годовщина дня, когда я увидел вас в первый раз, - читаем в одном из писем. – Этот день был решающим в моей жизни. Чем более я об этом думаю, тем более убеждаюсь, что моё существование неразрывно связано с вашим; я рождён чтобы любить вас и следовать за вами – всякая другая забота с другой стороны – заблуждение или безрассудство; вдали от вас меня лишь грызёт мысль о счастье, которым я не сумел насытиться. Рано или поздно мне придётся всё бросить и пасть к вашим ногам. Среди моих мрачных сожалений меня прельщает и оживляет одна лишь мысль о том, что когда-нибудь у меня будет клочок земли в Крыму(?). Там и смогу я совершать паломничества, бродить вокруг вашего дома, вас встречать, вас мельком увидеть…»112.
В рукописях Пушкина 1823 года встречается множество портретов одной и той же красивой брюнетки, зрелого возраста, с чертами греческого очерка, с миндалевидными глазами, с маленьким красивым ртом, ограниченным скобочками-морщинками, с лбом обрамлённым, как тесьмой, туго затянутыми прядями волос (не всегда, но часто) и свисающим над виском круто закрученным локоном (очень часто).
Это не Воронцова, не Ризнич и даже не Екатерина Орлова, за которую её иногда принимают. Небольшие, но существенные различия в разрезе глаз, рисунке и бровей, в причёске, - перекрывают сходство двух разных греческих носов и по-разному выступающих подбородков. Конечно, это Собаньская.
Пушкин познакомился
←предыдущая следующая→
... 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13
|
|